— И что?
— Вместо себя тогда в отражении я увидела мужа. Он смотрел прямо мне в глаза. Стало дурно, меня вывели под руки, напоили какой-то пахучей жидкостью и отпустили домой. Через день, когда я вновь приехала к матери, то поняла, что это было не зеркало, а просто стекло, но на снимке головы даже сотрясения не нашли. Видимо, эмоции.
— Вы ни о чем не жалеете?
— О чем я могу жалеть? Мне уже за шестьдесят. Муж для меня фантом молодости и беспечности. А сын, вот он, живой, рядом. Настоящее, а прошлое — это пыль, вызывающее разве что аллергию.
— Ну, я имею в виду, что, может быть, нужно было как-то побороться за свое счастье. Раз любили.
— Пустое это все. Как было, так было. Меня в те дни саму нужно было класть в Кащенко на лечение.
— И что с ним сейчас, вы не знаете?
— Нет. Первое время мама еще говорила, мол, видела сегодня, видела вчера, а потом я запретила о нем упоминать. Зачем? Разошлись и ладно. Он своей дорогой пошел, я своей. Жизнь, как говорят в народе, не поле перейти.
— Это Пастернак говорил в стихотворении.
— Кто?
— Писатель такой русский был. «Доктор Живаго» написал.
— Не знаю такого.
— И вам за все время даже не захотелось его найти и поговорить? Вас вообще не тянуло к нему?
— Врать не буду. Вспоминала. Плакала в подушку первое время, но с годами боль притупляется. Он дал понять, что видеть меня не хочет больше. Я особенно не противилась. Понимала, что с ним теперь так жить, как я мечтала в молодости уже не смогу.
— На широкую ногу?
— Ну да. На пенсию его, что ли, жить? Пришлось бы на себя все взвалить, а я девушка тогда была, и мне еще хотелось погулять, для себя пожить.
— Понятно, — сказал я, вставая с табуретки.
— Ты пойми, парень, что судить людей сложно, у всех рыльце в пушку. Проживи жизнь сначала, а потом суди кого-то. Я уже говорила, что когда ты молод, то видишь мир в ином цвете. Мы с ним были очень разные. У нас все равно не было общего будущего. Так что хорошо, что так все разрешилось.
— Я и не сужу. Спасибо за разговор.
— Ты обещал с сыном поговорить, помнишь?
— Помню, — ущипнув себя со всей силы, сказал я. — Это не сон. Боль настоящая. Это просто кошмар наяву.
