Больше водитель не проронил ни слова.
Машина подкатила к пятнадцатиэтажному дому, который ничем не отличался от сотен других железобетонных коробок Москвы. Выглядели они мрачно и зимой, и летом, как огромные больничные корпуса, в которых люди обречены страдать от тоски и одиночества до конца жизни. И неважно, сколько с тобой человек живет рядом. В больнице ведь тоже много врачей — но от их присутствия одиночество никуда не девается.
Андрюха с Ленкой купили в такой коробке новую квартиру по ипотеке, как молодая семья. Родители Андрюхи вносили половину суммы каждый месяц, так что на жизнь хватало.
— Всё, приехали, — сказал Валера. — С тебя, брат, как и договаривались, тысяча рублей.
Я полез в карман и тут понял, что кошелек остался в портфеле. В пальто нашлась лишь сдача с покупки сигарет.
— Извините, но денег у меня всего двести рублей. — Дайте мне свой номер карты или телефона, я вам завтра же перечислю. Или подъеду, куда скажете, отдам.
Водитель со скрипом открыл дверцу и вылез из машины. Я тоже вышел.
— Ты что же делаешь? — уставшим голосом спросил шофер. — Я тащусь сюда, а ты, значит, вот как? Не по-братски.
— Ну, нет у меня денег с собой. Забыл дома. Я не обману, даю слово.
— Давай свои двести рублей, — протягивая руку, сказал он. — Мне твое слово ни к чему.
Я достал из кармана пальто две мятые сотенные бумажки, видавшие виды, и отдал ему.
— Диктуйте номер, — вытянув из другого кармана телефон, сказал я. — Завтра же остальное перечислю на баланс.
Я машинально двинулся к Валере, смотря в экран, и вдруг моя нога поехала на льду, укрывшимся под снегом. В грязь я лицом, конечно, не ударил, но завалился покрасивее на бок и с облегчением обнаружил, что телефон цел.
— Какой ты мужик, а? — сплюнул Валера. — Поэтому и баба тобой вертит, как хочет. С дураками связываться — себя не уважать.
Он сел в машину и умчался, обдав меня грязным снегом из-под колес.
Бок начал неметь.
Я поднялся с земли и стал отряхиваться от снега, как вдруг услышал за поворотом протяжный визг тормозов и следом глухой удар. Потом ночь оглушил женский крик, больше похожий на отчаянный вопль. У меня екнуло под сердцем.
Ветер, до этого резво носившийся между мусорными баками, как одичалый кот в погоне за собственным облезлым хвостом, вдруг на мгновение замер.
Я вдыхал морозный воздух и прислушивался, пытаясь расшифровать звуки, но все стихло, только черные вороны сорвались с фонарных столбов и, каркая, полетели за поворот.
