— Катя, ты такая у меня красивая. Я так тебя люблю. Ты всегда будешь рядом?
— Куда же я от тебя денусь, котенок.
— У тебя такие красивые глаза и волосы. Руки. Плечи. Ты самая лучшая девушка на свете.
Пауза
— Катенька, ты чего замолчала?
Пауза.
— Катенька!
Я взял ее за руку, подергал и ужаснулся. С ее лица начали отпадать куски кожи, как старая штукатурка. Она распадалась так, будто умерла в глубокой пещере еще лет сто назад, и только сейчас, под воздействием света, процесс ускорился. Мне стало страшно. Я отстранился от нее, готовый побежать, а она начала звать меня и плакать. Она тянула ко мне руки и просила обнять.
Тут я проснулся от шума. По голосу понял, что пришел отец. Пришлось встать, надеть шорты и выйти в коридор.
— Привет, — сказал я отцу, протягивая потную руку.
— Привет, — ответил он, пожав ее своим ковшом. — Совсем что-то забыл родителей.
— Пить меньше нужно, тогда и сына видеть будешь чаще.
Отец не отреагировал.
Да, это уже был не тот улыбающийся молодой подтянутый отец с фотографии на доске почета. На табурете сидел полысевший, поседевший, потолстевший, осунувшийся мужик с кучей складок на лице, синими мешками под глазами и сухими заскорузлыми губами. Коридорный полумрак лишь усиливал непроглядную тоску в его уставших глазах.
— Да нет. Приезжаю, когда могу, пап.
— Как жизнь вообще? — спросил он, вешая свой старый пуховик, промокший от снега.
— Нормально. Вот скоро новую должность должен получить. Машину новую, наверное, дадут.
— Должность… Детей-то там не раздают? Взяли бы какого-нибудь мальчугана деду понянчиться.
— Нет, пап, — заулыбался я. — Мы пока не планируем детей.
— Пора бы, — сказал он, проходя на кухню. — Чего откладывать в долгий ящик.
— Мы с Катькой к вам заедем как-нибудь, — перевел я тему. — Посидим, чаю попьем.
— Ты знаешь, тебе я рада всегда, сынок, а вот твоей так называемой жене — нет, — сказала мама, наливая тарелку щей отцу. — Я тебя расстраивать не хочу, но не пара она тебе. Столько девушек хороших в нашем доме, а ты выбрал эту шальную, такую же, как и ее мама. Их еще на заводе звали «проблемными».
— Не начинай, прошу. У нас все нормально. Мы современные люди и не собираемся жить по вашим советским законам. Сейчас другое время. Стало больше свободы. Больше доверия.
— Разврата стало больше, а не свободы, — сказала мама, отрезая хлеба. — Бездарные жены. Лишь бы по морям мотаться. За плитой никого не увидишь. Они вас, ребят, совсем унизили, дочери эти. Только матери сыновей меня поймут. Вон соседка тоже все свою дочку замуж никак не отдаст. «Одни пьяницы и лентяи», — говорит она. А позвольте спросить: кто ее дочь, что она умеет? В солярии часами ходить да ногти красить? На машине ездить? Так и хочется иногда по глазам резануть этих мамаш. Кто они сами-то были? Такие же заводские работяги из грязи. Беднота, а зятьев хотят себе таких, что диву даешься.
