— Вот и хорошо, — проговорил человек восточной наружности, улыбаясь во все свои золотые зубы.
На десяток секунд все замерло, и повисла тишина. Этого времени мне хватило, чтобы осознать происходящее и представить себе каждое действующее лицо: некогда очень красивая девушка, ныне проститутка Кристина; Леонид Иванович, подкармливающий местного участкового и содержащий в квартире Степана мини-бордель; и, наконец, сам смотрящий борделя — Николай из Душанбе.
— А ты давай, проваливай, — сказал Николай, подойдя ко мне вплотную и потащив за рукав. Сигарета у него уже была во рту, правда до сих пор не зажженная.
Весь сгиб его правой руки был покрыт темными полосами от уколов.
— Сейчас, — сказал я и что есть мочи двинул ему по челюсти сверху вниз. Удар получился немного смазанным, но этого хватило, чтобы Николая откинуло к дверному косяку, где вдобавок он стукнулся головой о петлю. В руку сразу отдало ноющею болью.
Следом за этим меня вдруг резко затошнило и вырвало прямо на старый паркет.
— Шатаются тут всякие наркоманы, — позволила себе вставить Кристина. — Дай ты ему, наконец, уколоться, Николаша, а то помрет парень-то.
Я вытер рот платком и сказал, обращаясь к Леониду Ивановичу:
— Хоть какие-то остатки совести у вас есть?! Сыну зачем жизнь ломаете?
Николай быстро пришел в себя, вытер кровь с разбитой губы, весь ощетинился и достал из заднего кармана джинсов нож-бабочку. На секунду мне показалось, что пришел конец. Я как-то легко это осознал и принял. На дворе ночь наползала на вечер. Двор не освещается толком. Один звонок Леонида Ивановича нужным людям, и с телом все решится быстро, как в лучших фильмах Тарантино. И тут с заплаканным, мятым лицом, поднялся с дивана Степан и, шатаясь, сказал:
— Спокойствие, только спокойствие. Это мой друг, Максим. Он никому не сделает плохо, сейчас он уйдет, и вы его больше не увидите. Пойдем, Максим, на кухню.
На мое удивление Степан теперь уже сам взял меня крепко под руку и повел на кухню, где с буханкой хлеба играл маленький Паша.
В коридоре Леонид Иванович успокаивал Николая, грозившего зарезать меня или заставить языком слизать все с пола, а я сидел на табурете и без всяких эмоций наблюдал за играющим мальчиком. Хлеб прыгал из одной его руки в другую.
За своими сигаретами лезть в пальто не хотелось, поэтому я встал и взял из пачки, лежащей на холодильнике, про себя обругав желтый фильтр.
— Давай выпьем, дружище, водки, — проговорил Степан.
