— Открой мне, — процедила я.
Мишка не ответил. Он смотрел перед собой через лобовое стекло и только дышал глубоко и часто.
— Тось, мы поедем завтра, не надо скандалить на пустом месте.
— Я не скандалю. Я прошу. Открой. Мне. Дверь. — Помолчала, но добавила: — Пожалуйста.
— Что ты рвешься туда? — Брат щелкнул ремнем, освобождаясь, и повернулся ко мне. — Деда там больше нет. Там ничего уже нет. Только фотки старые. Поедем в субботу, заберем… И все. Не нужно пытаться вернуть то, что уже ушло.
— Это для тебя там старые фотки. — Я почувствовала, как звенят слезы в голосе, и силой сглотнула их. — Ты хоть попрощаться успел… А я… А я… В Москве торчала, как дура… Почему ты мне не позвонил?
— Тось…
— Нет, ты скажи, почему? — Слезы потекли по щекам, я смахнула их, чтобы не мешали. — Боялся, что я сорвусь, да? Таблеток наглотаюсь? Бутылку выжру и повешусь? Чего? Чего ты боялся?
На заднем сиденьи болезненно охнула мама, я услышала, как мягко сползла на пол ее сумка, но не обернулась. Мои глаза видели только Мишку. Его внезапную бледность, его мигом потускневший взгляд, красное пятнышко на скуле — след раздражения от щетины. Возвращаясь домой, я поклялась себе никогда больше не делать брату больно. И на второй же день нарушила обещание.
— Я боялся, что ты вернешься, — глухо проговорил Мишка. — И все начнется заново.
Ответ этот был сродни пощечине. Я дернулась, чувствуя, как отпечатываются слова на коже, горят алым, словно родная ладонь, со шлепком опущенная на щеку.
— Миша! — вскрикнула на сына мама, возможно, впервые за целую жизнь. — Что ты говоришь такое?
Мишка дернул плечом. Он не смотрел на меня, потому казался спокойным, только пальцы барабанили по рулю.
— Ребятки, нельзя так, дедушка не любил, когда мы ссорились. — Мама подалась вперед между сиденьями и похлопала меня по колену. — Тось, ты тоже не права. Брат за тебя переживает… Там такая глушь…
— Мам…
— Не перебивай меня, пожалуйста, это некрасиво. — Мама уже оседлала своего коронного коня, становясь учительницей, которой нужно помирить двух подравшихся пятиклашек. — Так вот, Миша за тебя переживает. Но! — Она сделала картинную паузу. — Если тебе хочется… Поезжай.
Тишина зазвенела в машине. Даже Мишка перестал выстукивать мотивчик, который, кажется, был той самой песней, что мама напевала за завтраком.
— Да, если тебе хочется побыть там одной… Я понимаю, почему. То поезжай. А в субботу мы с Мишкой к тебе приедем. Всего два дня, так?
