— За проезд передавайте!
Пахнуло сигаретным дымом и холодным воздухом, видимо, водитель закурил. Бабушка проснулась, сморщилась, полезла за денежкой в сумку. Между складок шарфа показался розовый нос, вдохнул прокуренный воздух и тут же спрятался обратно. Лизе это показалось хорошим знаком. Она хотела сказать об этом бабушке, но между сидений просунулась чья-то рука.
Лиза успела разглядеть темный лак на коротких ногтях и тонкую красную ниточку на запястье. Рука дернулась, разжимая кулак. Три смятые бумажки, немного мелочи. Лизонька осторожно забрала два стольника, смахнула мелочь и потянулась к последней купюре, когда из шарфа появился Котик. Он осмотрелся, испуганно прижимая уши, увидел перед собой чужую ладонь, протянул лапку, цапнул оставшуюся бумажку и нырнул в шарф. Рука тут же скрылась за сиденьем.
Улыбка сама собой растянула Лизины губы. Котик и раньше поворовывал — то листик с домашкой стянет, то карандаш утащит к себе, но так ловко умыкнуть чужие деньги, это ж надо! Разве получилось бы это у смертельно больной крысы? Нет, конечно!
Лиза сунула бабушке спасенную от воришки плату за проезд, и пока та вставала, чтобы передать ее водителю, принялась разматывать шарф. Котик лежал на животе, вытянув лапы, пяточки стали такими же серыми, как и хвост. Лиза пощекотала левую. Пяточка была теплая, но Котик не пошевелился. Лиза обхватила его тельце и перевернула на спинку. Черные бусины безжизненно смотрели мимо Лизы, передней лапкой крыс еще хватался за украденную бумажку, но грудь его больше не поднималась.
Сглотнув горький комок подступающих слез, Лиза осторожно погладила белое брюшко. Котик остался неподвижным, кажется, он окончательно разучился дышать.
Нина
Слезы закончились сами собой, стоило их только выплакать. У слез вообще есть замечательное качество — заканчиваться. Стало ли тебе легче, не стало ли, есть четко установленный лимит, после которого слезы высыхают, а ты остаешься — опустошенный, но успокоившийся. А если повезет, то и боль закончится вместе со слезами.
Нина открыла глаза, с трудом разлепив мокрые ресницы, шмыгнула носом, вытерла его рукавом дорогого своего, любимого пальто, и даже не посмотрела на светлые разводы тональника. Плевать. Химчистки никто еще не отменял.
В голове было гулко, как в школьном зале на каникулах. Только пыль медленно копилась на бархатных гардинах. Нина сделала первый робкий вдох и даже уловила их запах — теплой старости и залежалой ткани. Воздух легко пронесся к легким, наполнил их, растянул, питая живительной силой оголодавшие бронхи.
