— Что это? — Запоздалый вопрос заставил бабку хитро осклабиться.
— Вишня дичка, макова водичка, травки с полянки да две поганки, — скороговоркой выпалила она, помолчала, наблюдая, как вытянулось мое лицо, и залилась громким смехом, слишком молодым и звонким для ее лет. — Ох, совсем ты городская, девка! Яблочки это зимние, вот и кислят. Пей!
И я выпила. Сделала глоток, потом еще один, потом еще. Внутри разливалось тепло и спокойствие. Два давно забытых чувства, которые во мне давно заменили тревога и холод. Одиночество и тоска. Вина и неустроенность. Но сидеть на завалинке рядом с домом, пить домашний компот, щуриться на полуденное солнце и дышать разогретым деревом было приятно. Очень приятно. Даже бабка, мимоходом расспрашивающая о всяком, абсолютно не напрягала. Легче было ответить и снова замереть, наслаждаясь теплом и спокойствием. Спокойствием и теплом.
— А зовут тебя как?
— Тося.
— А маму твою?
— Елена.
— А брата как?
— Михаил.
— Красивые имена.
— Нас дедушка так назвал.
— А почему не папа?
— У нас не было отцов. Ни у Мишки, ни у меня.
От куста с шиповником взлетел тяжелый шмель, он деловито зажужжал, облетая цветы, выискивая самый ароматный. Я принялась следить за ним, испытывая неописуемый восторг. Такое маленькое существо, живое и теплое, кружилось передо мной, и я тоже начинала чувствовать себя живой. Хоть бери и начинай жужжать.
— Вот как значит, безотцовщины… Что ж поделаешь. Значит, мама вас растила?
— И дед.
— И дед. А Лена-то, мама ваша, приезжала сюда, когда? Не видала ее ни разу.
— Нет, она деревню не очень любит.
Шмель еще немного пошумел рядом и устремился к кустам за забором. Я разочарованно вдохнула и сделала еще один глоток. Компот в крышке не заканчивался, хотя я пила и пила его, наслаждаясь прохладной горечью.
— Что ж так? Хорошо на природе, чего не любить?
Я задумалась, вспоминая, и наконец отыскала ответ где-то очень глубоко в памяти.
— Ей тут спится плохо. Сны дурные. Голова тяжелая. Не любит.
— Вот как… А тебе как спится?
— Да ничего обычно. А сегодня с дороги плохо спала.
— А ты как спать соберешься, подойди к окошку да попроси.
— Чего попросить?
— Чтобы мак-цветок тебе сон приволок. — И снова залилась своим девичьим смехом.
Стоило это простому слову из трех совершенно обычных букв прозвучать, как я словно очнулась ото сна. Руки сами собой сжимали крышку от бидона, на белом поле ее бока красовался алый, налитой мак. Я перевела взгляд на старуху, та смотрела на меня, оборвав смех.
