Агата упала с балкона, даже не успев понять, что произошло. Она испустила исполненный ужаса, невыносимо громкий крик; казалось, он длился целую вечность – и, может быть, до сих пор звучит в ушах Матильды, – но на самом деле через две-три секунды его прервал глухой жуткий звук удара тела об асфальт. Агата умерла мгновенно.
Свидетели ее падения посмотрели наверх. Но Матильда успела отступить и побежала в детскую будить Лили. Соседи вызвали «скорую помощь», хотя помогать уже было некому. Врачи поднялись в квартиру, им открыла потрясенная Матильда с ребенком на руках, твердившая одно: «Это ужасно… Это ужасно!..» Позвонили Фредерику, он тотчас примчался и рухнул на колени перед телом жены, все еще лежавшим внизу, рядом с домом, и накрытым простыней. Из его глаз ручьями бежали слезы – поистине драматическое зрелище. Войдя в квартиру, он вызвал по телефону одну из своих родственниц, попросив ее посидеть с Лили, – ни он сам, ни Матильда не были в состоянии заниматься ребенком. «Скорая» увезла тело; после этого явились полицейские, которые начали допрашивать Матильду, чтобы выяснить, как произошло несчастье. Матильда всхлипывала, говорила несвязно, но все же объяснила, что Агата сегодня плохо себя чувствовала, была слишком слаба, чтобы идти на работу, а потом решила обрезать плющ на балконе. Она, Матильда, пыталась ее остановить, уговаривала полежать в постели, но все напрасно – если уж сестре что-то приходило в голову, она непременно должна была настоять на своем. «Да, именно так», – подтвердил Фредерик. Один из полицейских спросил Матильду, чем она занималась в момент трагедии. «Я сидела с Лили. Мы с ней играли».
В день похорон Фредерик выглядел совсем потерянным, он не мог вымолвить ни слова. Впрочем, все разговоры были излишни. Родные и близкие, друзья и коллеги стояли группой, которая тоже казалась мертвой. Лишь в тот момент, когда гроб Агаты спустили в могилу, Фредерик издал горестный вопль. Матильда вспомнила крик матери – он звучал почти так же: вот и еще одно несчастье в их семье.
Затем было устроено нечто вроде поминок, с речами, в которых звучала излишняя патетика, – да и что путного можно сказать в такие минуты?! Чаще всего выступавшие говорили о Лили: теперь Фредерик обязан жить для нее. «Да, конечно, – лепетал Фредерик, – дети – это смысл нашей жизни». Он разрыдался при мысли о том, что его дочь вырастет, так никогда и не узнав свою маму. Это было для него страшнее всего: он горевал не столько о своем вдовстве, сколько о том, что Лили будет сиротой. Сам он помнил, как помогла ему любовь матери в его становлении, как она укрепила его уверенность в себе. Мать Фредерика не смогла приехать на похороны, она жила в Ницце и с годами все чаще болела; известие о гибели невестки совсем ее подкосило. Вскоре умрет и она тоже.
