– идеальный образ в стиле прерафаэлитов, – человеческая фигура, затерянная на странном берегу, во власти то ли смерти, то ли умиротворения.
Фредерик на мгновение замер перед этой картиной в таком изумлении, что Матильда, привстав, спросила: «Ты хотел поговорить?» Только тогда он подошел, толком даже не зная, как держаться. Им овладело какое-то скрытое смятение, мешавшее управлять своими жестами. Что ему делать – стоять перед ней или присесть рядом? В конце концов Матильда слегка отодвинулась, и это можно было расценить как приглашение сесть на край постели. Фредерик пришел, чтобы попросить у нее прощения, им руководили вполне благородные чувства, желание исправить неловкость, но сейчас, оказавшись здесь, он никак не мог облечь в слова свое намерение. Матильда снова задала вопрос, на сей раз в прошедшем времени: «Так зачем ты хотел меня видеть?» Фредерик бросил взгляд на свою дочку, погруженную в мирный младенческий сон, далекий от душевных метаний взрослых, и наконец произнес:
– Слушай, в том, что произошло сегодня, виноват только я. Уго – мой сотрудник, он чудесный человек, просто ему здесь немного одиноко, вот я и подумал…
– Это очень мило с твоей стороны. Я сожалею, что вела себя так бестактно.
С этими словами Матильда взяла Фредерика за руку. Они сидели рядом на кровати, но он не поворачивал головы, боясь встретиться с ней взглядом. А она пристально смотрела на него в ожидании этого взгляда – да, именно так. Почему она взяла его за руку? Они были так близко друг от друга. Он даже не отдавал себе отчета, что почти касается ее. Сейчас они походили на двух подростков, которые, сидя на кровати, рука в руке, спрашивают себя, хватит ли у них храбрости для первого поцелуя. Странное сравнение, но в этой сцене время как будто застыло на миг, вернув их обоих во времена детской невинности. К счастью, Матильда снова заговорила:
– Не знаю, способна ли я завязать с кем-нибудь новые отношения. В любом случае не сейчас. Я чувствую такое отвращение к мужчинам…
– …
– Ко всем, кроме тебя.
– Кроме меня?
– Чем больше я тебя узнаю, тем больше восхищаюсь тобой. Ты такой остроумный, внимательный и вдобавок прекрасный отец. Как же повезло моей сестре!
– Я… мне… Ну, спасибо… – пробормотал Фредерик, чувствуя, как Матильда все крепче сжимает его руку. Он хотел встать, положить конец этой сцене, принимавшей двусмысленный характер, но что-то его удерживало. Возможно, это было то же самое ощущение, которое посетило его после концерта, когда в его сердце зародилось нечто похожее на первое мгновение любви, когда так сладостно сознание, что ты нравишься другому. И однако, в его чувстве не было ничего похожего на измену: он любил Агату – может быть, уже не так страстно, как вначале, но твердо знал, что не сможет жить без нее.
