Эйнштейн и религия | страница 6
Введение
Изучая работы Эйнштейна, Минковского, Маха, Умова и некоторых других, особенно в их популярном изложении, расчитанном на психологию читателей, я с удивлением увидел ряд совпадений с другими материалами, вначале довольно необ'яснимых. Когда эти ученые пытались превратить свои отвлеченные формулы в конкретные психические образы, они неизменно давали картины, комбинации деталей, подобные рассказам и легендам фантастического или полуфантастического характера, распространенным среди первобытных шаманистических племен и также среди более культурных народов.
Можно было бы сказать, что идеи современных ученых физиков и математиков, воплощенные в конкретные образы, имеют вообще шаманистический, легендарный характер. Я уже не говорю о таком писателе, как Уэллс, который в различных драматизированных этюдах (рассказах) постоянно пытается найти психическое выражение для парадоксов новейшей механики и физики. Одна часть этих этюдов между прочим об'единена под общим заглавием: «Рассказы о пространстве и времени», что имеет ближайшее отношение к моей основной теме.
Два этюда Уэллса «Случай с глазами М-ра Девисона» и «Новейший ускоритель» я счел возможным ввести в изложение в виде наглядных примеров.
Но прежде всего приведу несколько примеров из более ученого круга изложения, не имеющих формы беллетристики.
№ 1. «Допустим, что утомленные моею речью, — говорит профессор Умов, — все присутствующие, в том числе и я сам, заснули так крепко, что не почувствовали, как мы все и этот зал, получили прямолинейное равномерное движение в пространстве, со скоростью света и в направлении от вас ко мне. Что произойдет в этом движущемся зале для сторонних наблюдателей, скажем, для жителей земли, находящихся вне этого зала?
После того, как зал двинулся со скоростью света, я не мог проснуться или, правильнее, мое пробуждение продолжается целую вечность, в моей мысли застыл тот сон, который заполнял ее в момент начала движения. Я потерял способность суждения и произвольных движений; я остаюсь в неизменной позе. Замолкли силы, поддерживающие жизнь, а также и ее разрушающие. То же произошло и с вами, и со всеми силами, которые действовали в этом зале. Наши часы остановились. Для нас нет более времени. Нам с застывшими мыслями и чувствами нет больше места ни в жизни, ни в смерти. Наш удел бессмертие. Какой же вывод мы сделаем из этого застывшего состояния?
Для кого бессмертны наши движущиеся двойники? Не для себя. Они просто спят и видят один и тот же сон и чувствуют себя также хорошо или дурно, как мы, когда спим. Для посторонних наблюдателей часы в движущемся зале представляются остановившимися и все происходящие в нем процессы — бесконечно медленными. Мы станем стариками, будем при смерти, а для наших двойников будет длиться одно и то же мгновение. Что же сталось с человеческим представлением о времени? Куда девался тот абсолютный смысл, которые мы ему приписываем?»