Когда Арману исполнилось пятнадцать, а это пришлось на третье августа тысяча девятьсот четырнадцатого года, дедушка принес из Сент-Терезы монреальские газеты. Зенофиль уселся за кухонный стол и молча ждал, пока Берта нальет ему крепчайшего чаю.
Покончив с чаем, старик аккуратно отставил чашку в сторону.
— Франция вступила в войну с Германией, — сказал он.
Долгое время никто не нарушал молчания, потом Альсид встал, подошел к отцу и остановился у него за спиной. Опустив здоровенную лапу на плечо Зенофиля, он произнес:
— Ты давно предупреждал нас, отец. Вот уже несколько месяцев.
— Да, — ответил Зенофиль. — Предупреждал, но надеялся, что этого не случится.
Берта Бержерон, ничего не говоря, подошла к одному из окон, выходивших на поля. Через несколько недель подойдет пора снимать урожай, который обещал быть богатым как никогда. Пышные зазолотившиеся поля предвещали сытость и тепло ее семье, деньги на покупку новых штор в гостиную и на свадьбу ее дочери Аурелии, которая должна была выйти за Омера Кормье сразу после уборки урожая. Берта повернулась, посмотрела на мужа и перевела взгляд на свекра.
— Нам нет никакого дела до этой войны, — твердо заявила она.
Зенофиль обернулся к ней и Арману, следившему за дедом во все глаза, показалось, что тот за несколько часов превратился в старца.
— Нет, есть, — отрезал он. — И мне, и Альсиду, и мальчикам. И тебе, Берта. И твоим дочерям. В твоих жилах течет та же французская кровь, что и в моих.
— Нет! — выкрикнула Берта, и Арману показалось, что кто-то силой вырывает слова у нее изо рта. — Это неправда! Я родилась здесь. В десятке миль от нашего дома. Я канадка, а не француженка. А раз я уроженка Канады, то, значит, я англичанка, а Англия не воюет с Германией.
Зенофиль отвернулся.
— Подожди до завтра, Берти, — глухо промолвил он. — Или до послезавтра. Англия тоже объявит войну.
— И даже тогда нам не будет до нее дела! — запальчиво воскликнула Берта и уставилась на кукурузное поле.
— Как нам поступить, папа? — спросил Альсид.
Берту словно отбросило от окна. Она схватила Альсида за руку.
— Повторяю, Альсид, это не имеет к нам никакого отношения, — почти умоляюще проговорила она, и Арман впервые в жизни увидел в глазах матери слезы.
— Ну какое нам дело до их войны? — спросила она, заламывая руки. Франция и Англия в тысячах миль отсюда. За океаном. Пусть война там и идет. Подальше от вас, от меня и от наших детей.
Альсид вырвал руку.
— Хватит, Берта, — резко сказал он. — Как папа решит — так и будет.
