— Зефрин, — спросила она. — Что вы собираетесь делать после того, как закончите работать на фабрике?
Зефрин Болдюк посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Ты верно рехнулась, — сказал он. — С какой стати я должен заканчивать работать на фабрике?
— Я просто подумала, что вам, должно быть, хочется вернуться в Канаду, в свою родную деревню.
Зефрин расхохотался.
— Ты и впрямь спятила. Куда мне возвращаться? Эх, малышка, тебя испортила эта короткая рабочая неделя. Когда я нанялся сюда на работу, мы трудились по семьдесят пять часов в неделю, что мне казалось раем по сравнению с тем, как я вкалывал на ферме. И ведь ферма принадлежала вовсе не моему отцу, нет. Я работал на старого мерзавца по имени Гектор Лапуант, который гонял меня до седьмого пота, а платил всего двадцать пять центов в день. Правда, сукин сын еще кормил меня. Если можно назвать едой эти отбросы. И ты хочешь, чтобы я туда вернулся? Нет, такой жизни я бы и врагу не пожелал.
— Но я вовсе не имела в виду, что вы должны возвратиться именно так, — возразила Моника. — Я хотела сказать, что вы могли бы накопить денег и, вернувшись, купить себе собственную ферму.
— А как, по-твоему, я могу накопить денег, когда у меня на шее десять голодных детишек, да еще жена, которая требует себе новую шляпку всякий раз, как выбирается в лавку, а? Нет, девочка моя, никуда я отсюда не собираюсь. Более того, через месяц мне должны предоставить американское гражданство.
— Но ведь тогда вам уже не вырваться! — воскликнула Моника.
Зефрин расправил спутавшиеся волокна на одной из бобин и только потом повернулся к Монике.
— Откуда мне вырываться? — со вздохом спросил он.
— Да вот отсюда, — Моника обвела рукой бесконечные ряды прядильных станков. — От всего этого.
— Понятно, — ответил Зефрин. — Ты говоришь прямо как грек или один из этих чертовых поляков.
— Это вовсе не одно и то же, — обидчиво возразила Моника. — Они совсем разные.
Моника была права. Если греки только и мечтали о том, как вернуться в свою страну, то поляки довольствовались скудным обедом из ломтя хлеба и куска солонины, чтобы отложить деньги на покупку участка земли на окраине городка.
— Мне бы только крохотный надел, — говорил один из поляков. — Я разобью сад, заведу себе пару свиней и коровку. Потом настанет день, когда я смогу уволиться с фабрики. Я стану фермером и начну торговть свежими фруктами и овощами на базаре.
И уж совсем по-другому рассуждал знакомый ирландец. Все его мечты сводились к покупке салуна. Сам же ирландец в белоснежном накрахмаленном фартуке будет стоять за отполированной до блеска стойкой бара и купаться в деньгах. Он станет королем.
