Так посуди теперь сам, — говорит, — отец Флавиан, носителями какого генофонда является основная масса современного русского народа? И с чего нам жить-то благополучно? За грехи предков и свои собственные епитимию от Бога несём. Зато многие, пройдя через земные скорби, стали ко Господу обращаться, в церкви ходить.
Причём ценно ведь то, что ходить-то начали во времена атеистические, богоборческие, когда быть верующим не только не популярно было, но и опасно. Для Бога такое обращение наиболее приятно. А сейчас, когда за веру гнать перестали, качество приходящих в церковь в основной массе понизилось, стали и «на всякий случай» ходить, и ради моды на церковное, и просто ради «экзотики», от скуки. Но и среди таких прихожан немало становятся искренне верующими, познающими Бога и старающимися жить по Евангелию. Хуже будет потом, если народ материально жить богаче станет.
Я-то уж не доживу, а ты, отец Флавиан, наверное, застанешь время, когда люди к Богу с деньгами пойдут, думая, что за деньги спасение купить можно. Вроде как выгодно деньги вложить, с надеждой на проценты в будущем, забывая, что и сами эти деньги им Господь как инструмент собственного спасения доверил, для творения дел милосердия. А ещё будут многие, кто в первую очередь не о спасении души думать станет, а о том, чтобы здесь и сейчас за свою «благотворительность» ещё больше мирского благополучия от Бога получить, чтобы «деньги к деньгам»!
Храмы начнут возводить и золотить, священников щедро одаривать, деньгами баловать, машинами, дома им строить. Смотри, не продайся тогда, отец иеромонах! Искушение благополучием посильней искушения гонениями, а ведь «сытое брюхо к молитве глухо»! Хотя истинные богомольцы всегда будут. И среди «сытых» тоже. Только мало».
— Вот, похоже на то, Лёша, что мы до этих, предсказанных отцом Н-м времён уже дожили.
— Батюшка! А что же нам-то делать, порченным, со своим этим генофондом греховным? Как нам в Небушко прорываться, если на ногах такие гири привешены — и своих грехов, и родительских? У меня ведь тоже отец коммунистом был, парторгом отдела в своём НИИ, и дед политработником на фронте. Есть ли шанс прорваться-то, а?
— Шанс «прорваться», Алексей, есть всегда и у всех. Разбойник же на кресте прорвался?
— Прорвался, отче!
— Именно прорвался, Лёша! Сквозь самого себя прорвался, сквозь всю свою прежнюю греховную жизнь! А другой разбойник не прорвался, не захотел, точнее — не смог захотеть.
