— Это пятачок такой на носу, папа! Чтобы целовать и заколдовывать!
— Что делать? Заколдовывать? Ты где же такую Закаляку выискала, которая целует и заколдовывает?
— Вот здесь! — Степан, до этого молча наблюдавший, положил передо мной потрёпанный детский журнал без обложки, то ли «Мурзилку», то ли «Весёлые картинки», судя по печати — начала девяностых годов. — Вот, папа, она здесь ещё и песню поёт:
— Я Бяка-Закаляка
С острова Мурмяка,
С острова, острова
Очень, очень острого!
Кого я поцелую —
Сразу заколдую! —
дружно, припрыгивая в такт, исполнили Маша со Степаном и присоединившаяся к ним Леночка.
— Папа! Она хорошая была, только сама заколдованная! Её потом расколдовали, и она опять хорошая стала! Вот! Смотри на другой странице! Видишь, она добрая, как бабушка Клава!
Сравнить добрую Бяку-Закаляку с Клавдией Ивановной я не успел, потому что вошла Ирина.
— Поросята! Кто устроил на веранде полное безобразие из кубиков и солдатиков и не убрал за собой игрушки?
— Мы! — дружно и радостно возгласили дети.
— А именно, кто?
— Мы! Все!
— Так! — Ирина попыталась посмотреть на меня «строгим» взглядом. — Папина подготовка: солидарность и укрывательство!
— Ирочка, в одной Книге рекомендовано носить тяготы друг друга и класть душу за «други своя»…
— Ясно! Значит, и убирать последствия этого «Ледового побоища» отправляются все вместе!
— Мама! Это не Ледовое побоище, это была Бородинская битва! — выдал себя Стёпка.
— Вот и отлично! Победители в сражениях обычно и убирают за собой трофеи в нижний ящик комода! Вперёд, гренадёры!
— Ура-а-а! — Топот босоногого «войска» покатился на веранду.
— Лёша! Батюшка сейчас звонил, просит через полчасика заехать за ним, кого-то пособоровать и причастить надо. Успеешь выпить кофе на дорогу, чайник и бутерброды уже готовы.
— Спаси Бог, Ирочка! Сейчас, только джинсы «выходные» надену!
— Как твои «бойцы», брат Алексий? — Флавиан поудобнее пристраивал подвижную массу своего тела на узковатом для него сиденье «расфуфендера».
— Слава Богу, отче! Убирают последствия «Бородинской битвы» на веранде, Бяку-Закаляку нарисовали, с острова Мурмяка, заколдованную… В общем, жизнь бурлит! Куда едем?
— В Снопово, к профессорским дачам, помнишь, где в прошлом году мост провалился?
— Помню, конечно! Там сейчас новый стоит, пошире, хотя тоже бревенчатый, трактора тяжёлые быстро разобьют.
— Разобьют, конечно…
— Отче! А к кому мы едем, больной тяжёлый?
— Тяжёлый, Лёша, вдвойне тяжёлый — запущенный рак лёгкого с метастазами, жить осталось месяц-другой, а он — атеист закоренелый, не факт, что вообще собороваться и причащаться захочет. Профессор, лингвист. Его сестра, женщина воцерковлённая, тоже лингвист, очень просила поговорить с ним, вдруг удастся пробиться к сердцу. Человек он, по её словам, очень хороший, добрый и бескорыстный, но мозги у него материализмом напрочь забиты, да и гордынька профессорская, сам понимаешь, покаянию не способствует. Посмотрим, Лёша! Что уж Бог даст! Ты ведь знаешь — «аще не призову…»!
