— Батюшка! Ваши гости пришли!
— Пришли? Ну, надо угостить ребят! — И, обернувшись к нам, добавил: — Пойдёмте, посмотрите, кто нас навещает! — И, набрав полную горсть мелко нарезанных сухарей, направился из трапезной к воротам.
Мы последовали за ним.
За воротами, явно поджидая отца П-а, стояли два невысоких, коренастых, лохматых кабана, около ног которых прохаживалась парочка симпатичных полосатеньких поросят.
— Дикие?! — вырвалось у меня.
— Дикие, — спокойно ответил отец П-л.
— Лёша, не подходи близко, — тихим ровным голосом проговорил мне, старающийся казаться спокойным, Игорь. — В период, когда у кабанов полосатики, они особенно агрессивны, порвут, как Тузик грелку, это я тебе как охотник говорю…
Однако «особенно агрессивные» кабаны вели себя совершенно смирно, я бы даже сказал — культурно. Если кто видел, как набрасываются на еду домашние свиньи, визжа и отталкивая друг друга, тот смог бы оценить, что «гости» отца П-а вели себя просто как аристократы. Не торопясь, уступая друг другу, они деликатно подбирали у ног монаха подкладываемые им сухарики, лишь раз один наиболее нетерпеливый поросёнок выхватил сухарик прямо из руки улыбающегося батюшки, задорно хрюкнув и виляя хвостиком.
— Четверо взрослых были недавно, — выпрямившись и потирая поясницу, сказал отец П-л, — но сербы-строители, что работают на реставрации соседнего монастыря, неделю назад застрелили двоих и съели.
— Живодёры! — не выдержав, возмутился я.
— Да, их тоже можно понять, бедолаг, питаются они на монастырской кухне, а монахи мяса сами не едят и другим не готовят. Вот рабочие-то и соскучились по мясной пище, ну и сбраконьерничали, прости их, Господи!
Угостившиеся хрюшки не уходили, а продолжали спокойно расхаживать у наших ног по небольшой мощёной площадке перед воротами. Вспомнились мне жития святых, Серафим с медведем, Герасим со львом…
Словно поймав мои мысли, отец П-л улыбнулся:
— К преподобному Серафиму медведь приходил, к Герасиму — лев, а ко мне Господь свиней посылает, чтобы мою свинскую сущность обличить! Вот видите, они меня за своего принимают, — показал он пробующего на вкус край настоятельского подрясника шустряка-поросёнка. — «Якоже свиния лежит в калу, тако и аз греху служу»…
Мы с Флавианом переглянулись.
— Афон! — вздохнул Флавиан.
Через полчаса мы уже подъезжали к монастырю «Ватопед».
— Только бы нам отца Серафима найти! — Сергий, энергично крутя баранку, входил в очередной поворот, выбрасывая из-под колёс веер мелких камней, — ангел, а не человек! Все монахи отдыхают после ночной службы, а он всегда придёт по первому зову, и святыни для поклонения вынесет, и молитовку над тобой почитает, а какая любовь от него идёт! Даром что француз!
