Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста | страница 65
Мне так хотелось выплакаться. По-бабьи, искренне, когда лицо становится уродливым — уродство страдания души проступает на нем. А в горле камень. И глаза — пустыня. Только красные — расчесывала до крови. Мне в то время самой не хотелось быть среди людей. Дополнительное напряжение. Не выдерживала. В саду было легче. Одной. Ходила и думала. Наконец нашла время думать.
И все же мне удалось выплакаться. Приехали с друзьями хозяева. Конечно, пили. В то время я много пила, но вино не брало. Один из друзей стал ко мне приставать, когда я вышла на крыльцо, на воздух. Душно стало. И такая обида меня взяла… На мне словно кожи не было — любое прикосновение вызывало боль во всем теле. Физическую боль. Любая грязь ранила, а тут… в душу плюнули. Даже не меня, горе мое унизили. Выплакалась…
Не могу здесь жить. Уеду. Что-то важное я потеряла, без чего жить страшно. Попробую убежать от себя.
— Несколько месяцев подряд отлежали мои дети в больнице… Что я пережила? Такой виноватой себя перед ними чувствую — жить не хочется. Сон мне часто вспоминается, доаварийный. Хотя теперь мне кажется, что это видение, предзнаменование.
…Перед сном Елена всегда читала. Книга отвлекала от житейских забот и одновременно служила чем-то вроде снотворного. Глаза слипались. Отодвинула книгу и выключила настольную лампу. Привычно заложила руки за голову. Задумалась, уставившись в темный угол. Сон внезапно улетучился.
Вдруг от стены отделилась женская фигура в длинном черном плаще с капюшоном. Явственно проступали черты бледного удлиненного лица. Елена затаила дыхание. Страха не было. Осторожно ущипнула себя — видение не исчезало. Женщина подошла к спинке кровати и остановилась. «Вы кто?» — прошептала Елена, испытывая какое-то безотчетное доверие к черной незнакомке. Та приложила палец к губам. Елена села на кровати. Черная женщина отступила и исчезла.
— Я рассказала свой сон маме. «Она тебя предупреждала», — ответила мать на мое «что бы это значило?». Конечно, задним числом, обращаешь внимание на любые мелочи из прошлой жизни, сопоставляешь, может быть, и не сопоставимое. Но меня это волнует.
…Несколько раз ходила Елена в церковь. «Просто так». Больше смотрела на других: неужели искренне верят? Неужели находят утешение? Второе было для нее важнее. Тревога за детей, жизнь с нуля, гибель мужа… С жадностью впивалась глазами в просветленные лица женщин осеняющих себя крестами. Какая в них покорность, какой покой! Смогла бы или нет сама так?