Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста | страница 20
Воспоминания захлестывали: мы еще беспечно гуляли по городу, не веря слухам об эвакуации, а он уже заслонил нас собою — «работа — святое дело…».
Я переползла с порога на матрац и легла вниз лицом, зажав уши ладонями… Беда всегда остается бедой, каким бы массовым ни был героизм потом… Это — отнятая смертью жизнь или, иначе — жизнь, отданная не только во имя Родины и спасения тысяч и тысяч других, но и из-за преступной халатности, равнодушия к людям и делу, некомпетентности опять же других. Это — жертвенность, которой изначально можно было избежать. А смерть действительно выбирает лучших, потому что они первыми идут ей навстречу. Это — раненные болью глаза и души. Это — надломленные горем голоса молодых вдов, затаенная тревога за мужей и жен, отцов и матерей, друзей и любимых, сыновей и дочерей. Это — преодоление. Преодоление прежде всего самих себя… И не нужно пытаться начать жить сначала — нужно продолжать жить, но жить иначе: честнее, чище, разумнее и в то же время сердечнее, потому что нет чужой беды, чужой боли, чужой земли. Есть просто боль и просто беда. И одна Земля на всех… Преодолеть личное горе — конечно, мужество. Разделить, как личное, кровное, и преодолеть горе общее — героизм. И прежде всего героизм духа — основа правды и ее залог. Так боролись с бедой на Чернобыльской АЭС лучшие, те, что всегда первыми идут ей навстречу, преодолевая и страх, и усталость, и неизмеримо большую силу ядерной энергии, вышедшей из-под контроля и ставшей виной одних — и всех, платой одних — и всех… Преодоление. Преодоление сознания, своей пассивности, образа жизни, наконец. Проверка не только на прочность, но и на доброту, милосердие, сострадание и — понимание. Проверка на звание человека.
…И вот я сижу на комсомольском собрании, пристально вглядываясь в лица милиционеров. Да, самое страшное уже позади, но умирают еще и сегодня. Они привыкли выполнять приказы, но разве на приказах держится мир, разве приказ послал людей к смертельному дыханию реактора? Сергей Романенко… Он был в отпуске, но, узнав об аварии, прибыл досрочно, как и Владимир Григорьевич Шмаков. Две недели без отдыха нес вахту Николай Николаевич Кононенко — и никто не мог отменить этот личный приказ. А сколько выпало на долю участковых Анатолия Семененко, Петра Николаенко, Алексея Мельника, работника ГАИ Владимира Иваницкого. Останавливаю взгляд на Василии Андреевиче Кучеренко — мой ровесник, наш современник, один из командиров переднего края. Должно быть, это удел честных, судьба преданных долгу, доля первых. Именно в этом — назначение милиционера, независимо от звания и должности. Но в этом и сила человеческого духа. И еще в том, чтобы не «не задумываясь», а сознательно зачислить себя в добровольцы и быть им.