— Куда ты клонишь? — Гаральд продолжал выуживать из вазы конфеты.
— Все туда же, сладкий. Единственный человек, который боится за свою задницу, это император. Наша задача была — получить любым способом высшую меру. И заставить судью несколько понервничать.
— Зачем все это?
— Высший лорд, осужденный на смертную казнь, имеет право подать апелляцию его величеству и получить помилование. Если бы лорду Коннору впаяли каторгу, его бы отправили в горы. И там бы он провел двадцать пять лет. В каменном мешке без права даже выйти на солнце. С этим мы уже ничего не смогли сделать. А сейчас он может подать прошение Тагиру о помиловании — и получить его. Если император соизволит поставить росчерк своего пера, через неделю твой друг будет на свободе. Помилование не отменяет приговор, не оправдывает преступление, но твой Виктор будет свободен и даже не лишится статуса лорда. Законы бы читал хоть иногда, прежде чем лезть в очередную авантюру. Тем более, втравливать меня.
Гаральд изобразил аплодисменты и презрительно ухмыльнулся.
— Ты не принимала во внимание такой вариант, что император это не подпишет? Что ты тогда будешь делать?
— Радоваться, что твой друг вовремя свалил из этой страны в лучший мир. Если император окажется настолько… недальновидным, что разрешит обезглавить народного героя, боюсь, дальше даже лучшие оракулы не смогут предречь империи светлого будущего.
Джа смотрела на него свысока. Что было невозможно по определению, учитывая колоссальную разницу в росте, но у нее все равно получалось.
— Видимо, эмоции мне мешают оценивать ситуацию правильно, — Гаральд взял со стола сигаретную пачку.
— Поэтому судебная система устроена так, как есть. Но, при должном умении и аккуратности любую систему можно взломать.
— В таком случае пугает количество людей, способных это сделать.
— Да… Их уже практически не осталось, — Джа теперь просто понимала, за что именно истребляли носителей темного дара.
Она, наконец, соизволила вспомнить, что где-то на диване грустит забытый халат, и оделась. Впрочем, это было достаточно условно: накинула легкую хламиду, даже не завязав пояс.
Гаральд хотел было поразмыслить насчет того, с каких пор она стала его стесняться, но не успел. Буквально через секунду в дверь постучались. Он прекрасно знал: если охрана дома пропустила, значит, свои. Но если стучатся — значит, не настолько, чтобы входить без разрешения.
— Ваши материалы, госпожа Маоджаджа, — на пороге обозначился редакционный курьер.
