Джалан, департамент правоохраны и судейства, городская тюрьма
В камере было все так же, как осталось перед заседанием суда. Только, пожалуй, теперь было еще холоднее. И Виктор кутался в одеяло, чтобы успокоить озноб.
— Ты похож на огромную клетчатую гусеницу, — внезапно раздался за спиной знакомый язвительный голос.
— Магистр? — Виктор обернулся так резко, что ударился ногой о металлический стол и по привычке выругался на альварском.
— Даже я таких выражений не знаю, — завистливо похвалил де Зирт, тут же перейдя на родной язык. — Дай-ка я запишу, — он вынул из-под мантии бумагу, ручку и сделал вид, чтобы собирается законспектировать витиеватый мат. — Тьфу, здесь нельзя. Это, кажется, твое.
— Что это? — удивился Виктор, принимая бумагу.
— Подписывай. Что ты там вчитываешься? Думаешь, что я тебе подсовываю договор на посмертное извлечение органов для нужд медицины?
— На такое я бы согласился, — лорд Коннор присел на стул и застыл с ручкой в руке. — Но с вас же станется придумать для моих останков более оригинальное применение.
— Ты меня за кого принимаешь? — тут же обиделся де Зирт.
— Простите, магистр, — повинился Виктор. — Действительно, получился какой-то гнусный намек. Я же не женщина… чтобы болтать лишнее бездумно. Прошу меня простить.
Виктор повернулся и посмотрел на альва таким проницательным и хищным взглядом, что тот впервые за долгие годы действительно испугался: этот мальчишка знал. Откуда — вопрос, как говорится, тридесятый, но знал. И он все понял. Де Зирт от этой мысли вздрогнул: неужели не преувеличивали, говоря о его легендарной интуиции и способности видеть то, что неочевидно другим? И все эти внезапные карьерные достижения — вовсе не результат незримой семейной протекции? Об этом стоило подумать… потом. Сейчас были вопросы важнее.
— Будешь выделываться, заберу тебя как препарат для прозекторской и буду тренировать тупых студентов, — яростно зашипел де Зирт. — Мне и так стоило огромных усилий попасть сюда вместо твоего тупого адвоката. Который даже не знает, что ты имеешь право на апелляцию. Судья же ничего не сказал?
— Может, он не хотел говорить? — в голосе Виктора появилась несвойственная ему ехидность. — Он и вопросы-то не особо задавал. Я как раз к числу тупых студентов никогда не относился. И протокол судебного заседания знаю, и эту поправку к закону хорошо помню.
— Тогда подписывай.
— Я не уверен, что заслуживаю помилования, — Виктор перестал язвить и отодвинул бумагу на другой край стола.
