Пшеница в поле по сторонам дороги начисто вытоптана, но люди все еще ныряют в гущу полегших колосьев, прячась от самолетов.
— Что будем делать? — спрашиваю у Сьянова в перерыве между налетами.
Вопрос дался мне с трудом: Сьянов был младший сержант, а на моих еще не запыленных петлицах краснели кубики. Позади нас, в лесу, сидело под соснами пятьдесят человек, ожидая моего решения.
На шоссе издыхала лошадь. Бойцы сталкивали в кювет разбитую полуторку. Рычащие танки застревали среди повозок. Задыхающиеся люди в гражданском бежали обочинами.
— Уходить без приказу никак нельзя, — убеждающе тихо сказал Сьянов. — А вооружиться надо бы.
Я поглядел на свою винтовку. У остальных были только лопаты. И еще десяток саперных топориков. Полсотни саперов с лопатами и топориками — вот что я получил вместе с приказанием построить в лесу командный пункт для штадива.
На рассвете, когда мы пришли сюда, было тихо. В лесу перекликались птицы. Некий майор должен был встретить нас, мне надлежало задать ему нелепый вопрос: «Где тут дача Румянцева?» Впрочем, это был всего лишь пароль, фамилия начинжа дивизии была Румянцев. Майор обязан был указать место для командного пункта.
О том, как строятся командные пункты, я имел тогда лишь отдаленное представление. Для этого существовал Сьянов, младший сержант в застиранной гимнастерке. Ему было все известно, в том числе и высший закон войны, велящий нам оставаться здесь, несмотря на то что никакого майора в лесу не оказалось. Несмотря ни на что…
Вот мы стоим с ним у обочины, глядя на изнеможенных людей в пиджаках. Иные бегут с винтовками, Сьянов цепко выуживает их, а я задаю один и тот же ненужный вопрос:
— Где взял?
— Там… военкомат… раздают…
— Клади. Патроны, получал?
Вскоре груда винтовок выросла у наших ног. И холмик картонных пачек с патронами. Я подсчитывал, хватит ли, когда Сьянов выудил очередного.
Бодрый, неунывающий спутник! Не сразу узнал я его под слоем пыли, покрывшей седоватые волосы, и лицо, и черный в полоску костюм. Да и он, видимо, не признал меня. Стоял, мучительно тяжко дыша, отирая свободной рукой смешанный с грязью пот, стекавший струйками по щекам. В другой руке у него была винтовка.
— Что, на Берлин? — спросил я, не в силах сдержаться.
Он поглядел ошалело — и вспомнил.
— А-а… — произнес он и улыбнулся жалкой, виноватой улыбкой. — Да-да… Не узнал, извините… Вот оно как получается…
И вдруг затрясся, уронив винтовку, прикрыв ладонями лицо, беззвучно — под рев и рычание моторов и крики людей на шоссе.
