Танатологические мотивы в художественной литературе | страница 117



Мифологический подход сегодня активно используется для изучения художественной литературы (см. об этом подробнее [Западное литературоведение XX века 2004: 258–262; Поэтика 2008: 124]. Нельзя здесь не вспомнить о работе Е. Мелетинского «О литературных архетипах», в которой дихотомия «Хаос – Космос» становится основной при анализе творчества А. Пушкина, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Л. Толстого, А. Белого. Характеризуя хаотическое начало в произведении, исследователь рассматривает в том числе и танатологические мотивы: гибели «маленького человека» [Мелетинский 1994: 71], войны [Там же: 129] и т. и. Е. Мелетинский указывает также на писательскую трансформацию архетипических мотивов и создание ими собственных мифологем.

Важное место занимает танатологическая проблематика в изысканиях С. Телегина, автора метода мифореставрации. В произведениях русской литературы («Бобок» Ф. Достоевского [Телегин 2002], «Господа Головлевы» М. Салтыкова-Щедрина [Телегин 20086: 202–225], «Сон Макара» В. Короленко [Телегин 2009] и др.) он выявляет мотивы, восходящие к христианским и языческим представлениям, в том числе к Книгам Мертвых, где прописывался загробный путь умершего человека. По мнению литературоведа, некоторые писатели осознанно конструировали мифопоэтическую основу своих произведений, стремясь «к религиозно-мифологическому отражению Бытия, к восприятию мира как высшего божественного мифа и сакральной реальности» [Телегин 20086: 22]. Танатологические мотивы, являясь частью мифа, становились краеугольным камнем художественных миров, созданных в соответствии с подобным мировоззрением.

Вопрос о том, сознательно или бессознательно авторы прибегают к психоаналитическим и архетипическим аллюзиям, является неоднозначным. По всей видимости, можно считать, что большинство писателей XX–XXI вв., работавших после открытий психоанализа и мифологической школы, знакомы с этими концепциями и используют их осознанно. Понимание латентной семантики авторами, жившими до открытий З. Фрейда и К. Г. Юнга, необходимо доказывать с помощью дополнительных источников. Впрочем, соответствующие смыслы, специально вводимые писателем в текст, не перестают быть «скрытыми», «непрозрачными» для рядового читателя. Они применяются как раз для воздействия на бессознательное реципиента, который не всегда способен артикулировать, что вызвало у него интерес в произведении. Особенно часто подобное воздействие встречается в массовой литературе, прибегающей к отработанным успешным литературным формулам, среди которых важное место занимают танатологические мотивы. С другой стороны, подготовленный читатель (здесь, наверное, тоже можно говорить о читателе до и после открытий З. Фрейда и К. Г. Юнга) получает удовлетворение от расшифровки авторского кода, от идентификации маркеров, проверяющих его эрудицию.