Я никак не мог понять, что этот человек кричит. Мне кажется, никто не мог его понять. Вдруг мне будто клещами стиснуло горло: я почувствовал, что быть беде. Что-то дурное зреет в воздухе, набухает и рано или поздно лопнет. Не в силах совладать с собой, я закрыл руками лицо и заплакал. Отец вздрогнул, как я, когда увидел на дереве черных птиц, и процедил сквозь зубы:
– Уймись. Слышишь? Замолчи ты. Не позорь меня.
Его голос словно проторил путь для крика этого человека, и тогда наши уши поймали его перед тем, как он разобьется.
– Разбойники!!!
Левые ноги солдат дернулись, словно они вот-вот вскочат на коней, но они не двинулись с места. Отец молчал. Надо было спешить, но он нарочно медлил. Стоял и смотрел на мужчину из возка цвета перечной мяты. Я знаю: он преподавал нам урок хладнокровия. Он уверен, что никто его не понимает, но тот, кто хочет, за минуту его раскусит. Я расплакался, и теперь ему никак нельзя было спешить. Он должен был своей методой обучить меня хладному разуму, умению взять себя в руки, не поддаться панике. Вечно ему охота с кем-нибудь сражаться. На этот раз ему подвернулся я. Если бы меня не было, он пытался бы победить себя. Он таков… И пусть. Беда только, что порой он бывает невыносим. Взять хотя бы этих солдат, которых он нарочно на меня науськивает. Я его насквозь вижу. Мать мне немало о нем рассказывала.
Рядом со мною стоял низкорослый солдат по фамилии Блажявичюс, ростом не выше ребенка, отличный всадник. Он обернулся и прошептал мне на ухо:
– Не плачь, Анус. Не надо больше плакать.
Блажявичюс этот верит, что кузнечики могут скусить бородавки с пальцев. Мне стало неловко, что он обо мне заботится, и я повиновался. Убрал руки с лица и стоял, смотрел на человека с кнутом в руке. Я мог и не ждать, что он скажет. Я чувствовал. Тянущаяся из его рта слюна была похожа на коровью, когда та напьется воды.
Наконец он утер рот ладонью и по-русски сказал:
– Если вы капитан Беленицын, то почему идете с Чекишек, а не с Расейняй? Мы вас ждем на дороге в Мотишкес.
Отец наконец забыл меня и улыбнулся уголками рта:
– Я капитан Уозолс. Говорите же, ради всех святых, что случилось?
Я чувствовал, что его подмывает обернуться и проверить, гляжу ли я на него. Но он, известное дело, взял себя в руки.
– Вы прибыли вместо капитана Беленицына?
– Никак нет, я прибыл вместо себя. – Так он изволит шутить.
Человек почему-то отвернулся, и мне стало его жаль. Он принялся рассматривать своих лошадей, отошедших на обочину и пытавшихся через удила пощипать молодой вкусной травки. Потом обернулся и спокойно сказал (может, вид лошадей успокаивающе на него действовал):
