– Пуст тот, кто, стоя на горе, бранит пустого, но не всегда – бранимый. Никакой священник не может изменить моей души, потому что у меня ее нет.
Слышавшие это зашлись от смеха.
Альбас впервые увидел рассказчика спустя неделю после его появления в корчме. Альбас (с того памятного дня, когда юный граф посетил его и извинился, всей душой преданный последнему) вместе с Перцем и несколькими его товарищами (поговаривали, будто эта дружина оплачена из кошелька старой графини) как-то заглянул в шинок и заказал пива со свининой. Рассказчик сидел в своем углу и, не сводя глаз, разглядывал ружья графа и его банды, расставленные у стены, широкополые шляпы, повешенные на крюках, и длинные ножи, которыми молодцы резали мясо. Перец заметил взгляд старика и перестал жевать.
– Йоунис, – повернулся он к одному из товарищей, щеки которого обросли белой щетиной, – чего этот попрошайка разглядывает наш скарб? Не собирается ли, часом, что-то свистнуть? Кто он такой? Иди и спроси его, чего он так раззявился.
Йоунис – а он ранее уже слышал рассказчика – ответил:
– Это рассказчик. Он не вымолвит ни слова, пока ему не будет за это заплачено.
– Славно. – Перец пришел в восхищение. – Дорого ли он берет?
– Гроши. Но даром слова не скажет.
– Так заплати же ему, – велел Перец и положил кусок мяса себе в рот.
Йоунис поднялся из-за стола и подошел к рассказчику. Кинул монету в пустую тарелку, из которой старик только что ел, и громко, чтобы слышали его приятели, спросил:
– Чего ты пялишься на наши пушечки?
Позже Альбас пересказывал это Пиме:
– И ты знаешь, Пиме, что он ответил, старикан этот?
Пиме покачала головой.
– «Сколько на свете ненужных мне вещей». Вот что он ответил, – смаковал свою повесть Альбас. – Граф потом говорил, что ровно так же когда-то ответил один философ. Но скажи мне, Пиме, откуда этот старик может знать, что и когда сказали философы. Барану ясно, что он сам это придумал.
Альбас цокнул языком.
– Нет, Пиме, ты непременно должна сходить его послушать. Граф теперь чуть не каждый день ходит.
– Это Перец тебе велел? – спросила Пиме, перебирая картошку.
– Велел что?
– Привести меня в шинок.
– Нет. Что ты, Пиме. Разве граф может мне что-то повелеть? – Альбас смутился, но держался гордо.
Пиме не отвечала. Какое-то время она просто молчала, в прозрачном прохладном воздухе были слышны только всплески бросаемых картофелин. Потом промолвила:
– Зачем ты якшаешься с графом, Альбас?
– Мы друзья, – Альбас произнес это с пылом, словно опасаясь, что иначе Пиме может усомниться в искренности его отношений с графом.
