Какова во всей этой истории моя роль? Отчего мне так важно узнать Правду? А вот почему. Крестьянин рассказывал, что, когда Вы разговаривали с Мейжисом перед тем, как отослать его с письмом в Каунас, в той же комнате был и я. И этот душегуб, Мейжис, безусловно, поверил всему, что Вы говорили, или, иными словами, доверился Вам лишь потому, что там был я. Короче говоря, мое присутствие стало гарантией, что намерения Ваши что ни на есть положительные. В результате я становлюсь соучастником доброго дела или мерзейшего нравственного преступления. Вот я и хочу узнать, кто я такой. Вы можете обоснованно упрекнуть меня, что же я сам не пороюсь в своей памяти и не выужу оттуда необходимые заключения, не утруждая Вас. Вся беда в том, что я почти ничего не помню из того ушедшего времени. Год или два из того периода я припоминаю крайне тускло, мне не запомнилась ни одна важная мелочь, а они, безусловно, должны были быть. Не знаю, почему так вышло. В то время я был накоротке лишь со своей крестной и с Вами почти не общался. Так что все происшествия тех лет в моем сознании подернуты пепельного цвета дымкой (помните, Вы говорили мне, что я тогда любил рисовать? Я даже этого не помню). Потому и прошу Вас о помощи.
Руководствуясь рассказом моего старичка, – а он все узнал из первых рук, то есть из уст Мейжиса (позже Вы увидите, к каким затруднениям это нас приведет), – я в свободное от работы время проехал на своем автомобиле весь пройденный преступником путь, от Бельведера до дверей губернаторского дворца (теперешней Президентуры), повсюду наводя справки о людях, кои могли бы подтвердить или оспорить изложенные старичком факты. Большинство из встреченных мною не помнили ничего, другие слышали имя Мейжиса и знали, кто он такой. Могу сказать одно: не удалось встретить человека, близкого этому разбойнику, который бы в этом признался или знал бы его историю целиком, как знал ее нежданный гость, с которым меня свела судьба.
Я съездил в Серяджюс и нашел то место, где некогда была усадьба мирового судьи Крамонаса. Говорю «то место», потому что самой усадьбы уже нет: в войну немцы спалили около восьмидесяти процентов строений этого городишки, среди них – и судейское. Никто не мог поведать мне, что сталось с семьей судьи. Ходили слухи, что он уехал в Варшаву, затем в Прагу, но сплетничали и о другом: будто сам он почил в бозе, а жена его вышла замуж за другого. Сами видите, что мои путешествия не принесли результатов. Правда, в Серяджюсе со мною случилось незначительное, но чуднóе и неприятное происшествие. Когда я размышлял у дверей тамошней библиотеки (я надеялся обнаружить какие-то бумаги или еще что, но тщетно: немцы разорили и библиотеку тоже), подошла немолодая женщина, внимательно взглянула мне в лицо и сказала:
