«Тебе нравится эта церковь, сын мой?»
«Да, – отвечал я ему, – я хотел бы в ней венчаться. Девочка моя велела выбрать красивую церковь».
«Что ж, – приветливо откликнулся он. – Коли так, приходите, повенчаетесь. Хотя ты и не наш прихожанин».
А я, отец, по правде говоря, и не знал, чей я прихожанин, но если этот человек говорит, значит, знает.
«Что тут написано?» – спросил я, указывая на таблички.
«Аничини и Андриоли. Это фамилии. Андриоли украсил наш костел, а Аничини придумал, как его построить. Во время строительства он упал с лесов и разбился насмерть».
Тогда у меня прошло всякое желание венчаться со своей малышкой в Раудондварисе. Мне не хотелось, чтобы тень этого бедного зодчего омрачила нашу свадьбу. Я подумал, дедунечка, что найду другую церковь, пусть не такую красивую, но и не замешенную ни на чьей крови ни во время строительства, ни после. Подумай сам, пристало ли вести туда девочку.
– Мне кажется, Мейжис, это неважно.
О нет, стариканчик ты мой. Не больно-то ты сведущ в брачных делах. Потом я поблагодарил священника и пошел было прочь, но он остановил меня:
«Кто ты по имени, сын мой?»
«Косматый Мейжис».
Если б ты видел, дедунька, как он смутился, даже слегка побледнел! Я сразу понял, что он меня испугался. Тогда-то я наверняка решил не венчаться в Раудондварисе. Что мне до красы этой церкви, если священник, глядя на нас с моей маленькой девонькой и произнося приличествующие случаю обеты, будет думать не о нашем браке, а о своем страхе.
Когда я вернулся к Лашукасу с Казимиром, они все так же курили. Казимир что-то рассматривал, держа в руках. Я остолбенел, дедуль. Это было письмо. Письмо господина капитана. Значит, Лашукас показал его. Мысль о бедняге, упавшем с лесов, чье имя записано на табличке, на время вытеснило Регину, иначе я снова не заметил бы странного поведения моих товарищей.
«Кто дал тебе подержать письмо, Казимир?» – спросил я.
Он тут же отдал письмо Лашукасу, а тот сунул его в карман.
«Я просто хотел посмотреть, Мейжис. Экая невидаль – письмо. Ничего страшного, если и взгляну разок».
«Зачем тебе на него смотреть? Что за польза тебе его рассматривать?»
Черный приятель наш покраснел, отец, ей-богу. Весь стал румяный, как закат. Он с беспокойством смотрел на Лашука, а тот – на него. Тогда-то, деда, я и поверил, что они вошли в сговор. Я был один. Они шли заодно.
«Лашук, зачем ты дал Казимиру письмо?»
Тот вздрогнул:
«Что тут страшного, если он немножко подержал его в руках?»
