– Нет, – ответила я горячечными пересохшими губами. – Нет. Айтвараса у нас нет. Ничего у нас нет. Ни айтвараса, вообще ничего.
– У вас есть красивый сад. И речка, – улыбнулся Анус, вновь отворачивая лицо к окну.
Моей ноги больше в этом саду не будет. И воды из речушки пить не стану. Только потому, что ты так сказал.
– А вы любите мирового судью, своего мужа? – спросил Анус.
Я едва не выкрикнула «нет!», но лишь прошептала, тяжело дыша:
– Не знаю. Уже не знаю.
– Вон его несут. Весь в крови.
Для того чтобы придумать самые важные вещи, отец, много времени не требуется, верно? Если тебе что-то на самом деле важно, ты в мгновение ока решаешь, как поступить. Так мне кажется.
– То-то и оно, деточка. Дольше всего нас грызут всякие мелочи. Это ты хорошо сказал.
Когда мы вошли в лес, желая обогнуть город, чтобы не пришлось вести пленного по главной улице, я уже все про себя решил. Я собрался жениться на своей маленькой девочке.
– Что ж тут такого, Мейжис? Ты же ее давно любил, вот и поженились бы.
Нет, дедонька. Голова моя мотается в десять раз сильней, чем нужно для одного ответа «нет». До той поры никак невозможно мне было взять ее в жены, даже и подумать об этом было страшно. Я ведь спал где попало, питался тоже чем бог пошлет. Такую жизнь редко кто выдержит. У тебя даже друга не может быть, старенький. Ни пса, ни иной твари живой. Воровская жизнь – это жизнь одного человека. Если у тебя будет друг, пес или ворона, может случиться, что придется о них позаботиться. Но как раз этого ты и не можешь. Ты должен заботиться о себе одном, только об одном человеке, об одном живом существе – о себе. Как бы больно тебе ни было переносить одиночество. (Хотя это и не так больно, как многим кажется, мне порой даже нравилось.) Среди нас хватало и таких, кто называли друг друга друзьями и всячески старались оправдать это имя: заботились о своем дружке, выкладывали перед ним всю свою жизнь, как я перед тобой сейчас, и всякое в этом роде. Чаще всего, отченька, они были грамотны, умели читать и вычитывали о таком поведении из разных там книжек. Думаю, что они верили, будто хорошее отношение к подельникам поможет им сохранить хотя бы часть некогда утраченной добродетели. У меня от таких умствований начинает голова болеть, дедунька, так и не стану я в них вдаваться. Скажу тебе лишь, что такие доброхоты почти безвылазно торчали по тюрьмам. Либо их друг выдавал на допросе с потрохами, либо сами они бросали того, кого считали другом. Вор должен быть одинок, отченька. Разве можно мне было жениться? У меня не было ни дома, ни, наконец, уверенности, что в один прекрасный день меня не арестуют. Бродил я себе в одиночку, как кот, все еще любя, но о женитьбе и подумать страшился. Я уже тебе говорил, отец, что в моей жизни совсем не было будущего, даже мысли о будущем, а женившись, мне неизбежно пришлось бы об этом думать.
