Нет, батюшка, не знаю я. Не было у нас в Бельведере никаких дел. Просто мы долго жили в одном месте, в Станиславском лесу. Потом нам сказали, что в округе показался Криступас. Все случилось само собою.
– Это ты про Криступаса Гонтаса, Мейжис?
Так, дедонька, про него самого. Ты о нем наслышан. Бесшабашный такой человек, незлой, только что касается денег – бессердечный.
– Ах, Мейжис, Мейжис… Не следовало тебе к нему ходить.
То-то и оно, батюшка. Пошли мы, значится, в Бельведер, выпили водки, долго плясали, потом толковали меж собой да пели. Поместье пустое, хоть шаром покати, управляющий и все окрестные жители попрятались кто куда. Даже нам, в отряде, поместье казалось слишком пустым. Не очень-то там было уютно, и следовало тотчас же оттуда уйти. Зря мы там засиделись. Может, хватили лишку…
Утром меня разбудил звук, похожий на щелчок хлыста.
– Выстрел?
Он самый, деда. Я встрепенулся и увидел Гонтаса, стоящего у окна с ружьем в руках.
«Вставай, Мейжис, – говорит он мне. – У нас уже по одному убитому с каждой стороны».
Он улыбался, отец, половина его лица была освещена солнцем, и он казался красив, словно граф, рано утром охотящийся на павлинов через окно своей спальни. Борода придавала его лицу какой-то святости, батюшка.
И вот, дедусенька ты мой, солнышко, утречко, синее небо в окне, Гонтас с сияющим лицом… Я и сам почувствовал себя графом. Ничего поначалу не понимал:
«Что случилось? С какой еще стороны?»
«Солдаты», – говорит Гонтас, смеется и снова заряжает ружье.
Там было три десятка солдат, тятя. Специальный патрульный отряд. Тридцать отличных армейских ружей против наших подержанных ружьишек. Эти хлопцы, дедуля, просчитали нас, как цыплят, запутавшихся в конопле.
– А ты, Мейжис? Эдак попасться с твоей-то резвостью!
То-то, батюшка. Я и сам голову ломаю, как оно могло так случиться. Просто не понимаю. Кто-кто, а я уж точно обязан был выскользнуть у них из когтей. Ах, дедонька, это судьба, не иначе. Другого объяснения не найти. Видно, так уж у меня на роду написано.
– Свою судьбу мы заслуживаем, Мейжис.
Значит, я уже ради этого утра отслужил сколько надо. Ничего не попишешь. Обрати внимание, дедушка, на этот момент моей истории. Оттуда, что бы ни случилось, все будет вести меня в этот каменный мешок, к тебе, дорогой мой. А наутро – на виселицу. Не знаешь, скоро светать начнет? Теперь уже точно было бы большой глупостью, если б я тебе не успел всего рассказать.
Целую ночь мы проторчали на великолепной бельведерской конюшне. Если б ты видел, батюшка, эту конюшню! Узкие оконца в форме креста, лепные стены. Не конюшня, а форменный дворец.
