Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским. В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверным шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул: оДо чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!п.
Фонтенеля трижды проваливали на выборах в Академию. Он частенько рассказывал об этом и всегда прибавлял: оЯ повторял эту историю всем, кто убивался из-за того, что не прошел в Академию, но так никого и не утешилп.
Рассуждая о нашем мире, где что бы ни случилось-все к худшему, М* заметил: оЯ где-то вычитал, что нет ничего вреднее для народа, чем монарх, который слишком долго царствует. Мне говорят, что бог вечен. Этим все сказаноп.
Вот очень тонкое и меткое замечание М*: как бы неприятны и даже нестерпимы ни были для нас недостатки того, с кем мы водимся, мы неизбежно перенимаем их - страдать от чужих недостатков еще не значит уберечься от них.
Вчера я присутствовал при философском разговоре Д* с Л*, и вэт что мне особенно запомнилось. оЯ интересуюсь немногим и немногими, а меньше всего-собственной особойп,-сказал Д* оНе объясняется ли все это одной причиной?-заметил Л*.-Не потому ли вы равнодушны к себе, что равнодушны к другим?п.-оВероятно, вы правы,-холодно согласился Д*.-Как бы там ни было, я просто говорю вам то, что есть. Равнодушие это развилось во мне постепенно: у каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенетьп.
Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда, получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего кололя. вскоре после этого был назначен послом во Францию.
В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю-он жил тогда у г-жи Жоффрен,-но ошибаюсь дверью. Швейцар мне объявляет: оГосподин де Монмартель здесь больше не проживаетп - и дает мне его новый адрес. Вечером я иду на улицу СенДоминнк и справляюсь у какого-то швейцара, где квартирует Даламбер. оГосподин Штаремберг, венецианский посол? Третий дом отсюда...п. -оДа нет, господин Даламбер, член Французской академиип. - оТакого не знаюп.
Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадмуазель Госсен, к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: оМадмуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?п. - оСударь. - ответила она, указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, - я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у негоп.
