неями, эти болезни противоестественны. Французу, страдающему хотя бы одной из них, ничего хорошего ждать не приходитсяп.
Как-то раз герцогине де Грамон вздумалось заявить, что де Лианкур не менее остроумен, чем де Лозой. Г-н де Креки встречает последнего и говорит:
- Сегодня ты обедаешь у меня.
- Не могу, мой друг.
- Но так надо. К тому же это в твоих интересах.
- Почему?
- У меня обедает и Лианкур. Ему отдали принадлежавшую тебе пальму первенства по части остроумия, а он не знает, что с ней делать, и, конечно, вернет ее тебе.
Один человек сказал про Ж.-Ж. Руссо: оОн мрачен, как совап. -оВерно,-согласился другой, - но сова-это птица Минервы. А я, посмотрев ?Деревенского колдуна", могу добавить: птица, прирученная грациямип.
Две придворные дамы, проезжая по Новому мосту, за какие-нибудь две минуты успели увидеть там и монаха, и белую лошадь. Тогда одна из них, толкнув подругу локтем, заметила: оЧто до шлюхи, то уж нам-то ее высматривать незачемп.
Нынешний принц Конти был весьма огорчен тем, что граф д'Артуа купил себе поместье по соседству с его охотничьими угодьями. Кто-то начал успокаивать его, говоря, что земли хорошо размежеваны, что ему нечего опасаться и т. д. оВы еще не знаете, что такое принцы!п,-прорвал собеседника принц Конти.
М* говаривал, что подагра похожа на внебрачных детей монарха: ей, как и им, стараются подольше не давать имени.
М* говорил г-ну де Водрейлю, человеку прямому и справедливому, но еще сохранившему кос-какие иллюзии: оПелены на глазах у вас нет, но вот очки чуточку запотелип.
Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть-то, что можно в девять; в девять-то, что можно в полночь, и т. д. оОсобенно тщательное-прибавлял он, - следует выбирать при ней выражения в полденьп. Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своем будуаре с голубой на темно-красную.
Когда Ж.-Ж. Руссо был в Фонтенебло на представлении своего оДеревенского колдунап, к нему подошел какой-то придворный и учтиво сказал: оПозвольте, сударь, сделать вам комплиментп. - оЕсли он ловко составлен, пожалуйстап,-отозвался Руссо. Придворный удалился. а друзья начали упрекать Руссо. оНу, как вы ему ответили!п.-оВполне разумно,-возразил он. - Разве есть на свете что-нибудь ужаснее неловкого комплимента?п.
Живучи в Потсдаме, Вольтер как-то вечером после ужина в нескольких словах охарактеризовал хорошего монарха и тирана. Затем, постепенно воодушевляясь, он набросал картину страшных бедствий, нп которые обрекает человечество деспот, завоеватель и т. д. Слушая его, король прусский так умилился, что уронил слезу. оГлядите! Глядите! вскричал Вольтер.-Тигр плачет!п.
