Чжэн нарочно подбодрил его:
— Ну что ж, это уже много.
У Бинь хмуро взглянул на него. Наверняка решил, что Чжэн — какой-нибудь чинуша и в заводских делах ничего не смыслит.
— Разве одного производства достаточно? Надо и о людях думать. Мы ведь не скот и не машины. Впрочем, скотину тоже надо кормить, а машину смазывать!
— Правильно, ребята! — согласился художник. Видимо, вино все-таки ударило ему в голову, и он вертелся на стуле как мальчишка.
— Да, симпатичная у вас бригада, — подтвердил Чжэн Цзыюнь. Ему действительно все больше нравились эти парни, особенно бритоголовый бригадир. С первого взгляда было видно, что он человек энергичный, с быстрой реакцией, и в то же время не прохиндей какой-нибудь. Такой не станет браться за всякие пустые, сомнительные дела. В его облике угадывались черты, присущие их поколению: нелегко давшийся жизненный опыт, ум, хладнокровие, практицизм.
— Ничего особенного в нас нет, — промолвил Ян Сяодун. — Просто мы действуем дружно.
— Это все благодаря Сяодуну. Он душой болеет за всех, и все за него болеют!
— А сколько ему лет? — спросил художник.
— Тридцать один.
— О, молодой еще!
— И смелый, — добавил У Бинь. — Вы не смотрите, что он всего лишь бригадир; быть в его шкуре не так просто. Это не то что начальники управлений да министры, только и знают, что пером по бумаге водить. Он любого министра за пояс заткнет!
Художник еще больше оживился и толкнул ногой Чжэна:
— Слышали?
— Конечно, — не моргнув глазом ответил тот. — И моя дочка того же мнения о чиновниках.
Ян Сяодун нетерпеливо отмахнулся:
— Не болтайте глупостей, ребята! Что-то вы слишком разошлись. Жизнь штука нелегкая, а если у человека еще и на работе не ладится, ему все не мило. Он ведь не меньше трети своего времени проводит на службе, в коллективе, почему же не сделать это время приятным и радостным?
Ян не часто произносил высокие слова, но сегодня неизвестно почему — может быть, благодаря праздничной атмосфере, вкусной и обильной еде — ему лезли в голову благородные мысли, да и все парни чувствовали себя не совсем обычно. Им хотелось верить в добро, говорить трогательные вещи, которых они, как правило, стыдились.
— Вам может показаться смешным, — вступил в разговор Люй Чжиминь, обратившись к Чжэну и художнику, — ведь мы впервые с вами видимся, но в нашей бригаде я самый отпетый. Ребята не раз были недовольны мной, снимали с меня стружку, и все-таки я остаюсь в бригаде, не могу ее бросить, хотя дома у меня тоже несладко…
