Время летело удивительно быстро. Они рассуждали обо всем: об обществе, экономике, политике, реформе, о перспективах, которые открыл перед страной 3-й пленум. Е Чжицю забыла, что она впервые видит заместителя министра, и говорила с воодушевлением, уперев руки в бока и расхаживая по комнате. Так они и ходили из конца в конец или останавливались посередине, возбужденно жестикулируя.
Странно! Его жена член партии с почти таким же стажем, как у него, но они никогда не вели подобных бесед о высоких материях. Наверное, он должен винить в этом прежде всего самого себя. Большая часть его жизни, кроме сна (хотя они давно спали в разных комнатах), проходила в министерстве, в служебной машине, на всяких заседаниях. Он даже в воскресенье редко отдыхал, а когда возвращался с работы домой, в его голове вертелись все те же производственные проблемы, которые были ему дороже родственников. Да и возвращался он безумно усталый, не в силах был ни о чем говорить, а если и заводил разговор, то жена слушала его вполуха, и он быстро терял интерес и охоту продолжать.
Чжэн часто думал: как же расшевелить ее одеревеневший мозг, утративший способность мыслить? Неужели она потеряла всякий интерес к духовному и печется только о материальном в погоне за внешней красивостью? Увы, даже самое совершенное тело постепенно стареет, лишается своей привлекательности. Он не мог понять, почему многие жены так придирчиво следят за тем, чтобы их мужья не заглядывались на других женщин, и при этом совершенно не заботятся о собственном духовном развитии, которое действительно может застраховать от измен, сохранив их вечно прекрасными, юными, желанными для мужа.
Ведь любовь — вовсе не привилегия молодых. Даже пожилые супруги должны беречь поэтичность и красоту брака, узы которого когда-то соединили их; его нужно лелеять точно цветок, поливать, удобрять, защищать от вредителей. С ним нельзя обращаться как с давно купленным веником, который бросают в кухне, забывая о нем. Женщины, не понимающие этого, просто глупы.
Ся Чжуюнь до такой степени беспокоилась о своей внешности, что старалась поменьше смеяться, считая, что от смеха образуются морщины. Ей было уже почти шестьдесят, но она выглядела лет на сорок семь, не больше. Кожа белая, гладкая, и только с близкого расстояния можно увидеть морщинки на ней. Однако Чжэн Цзыюню она все время напоминала старую даму, которая, возвратившись с бала, тотчас отбрасывает изысканные манеры, гасит приятную улыбку, стирает с губ помаду, отклеивает фальшивые ресницы, расшнуровывает тугой корсет, снимает бюстгальтер, набитый ватой, и, облачившись в грязный халат и стоптанные туфли, ковыляет лохматая по дому, злобно переругиваясь с родственниками. Неужели все женщины меняются так разительно?
