Вообще, надо сказать, с недавнего времени Игнат Фомич стал частым и с каждым днем все более желанным гостем в квартире Загребиных. Марья Ивановна проявляла все больше снисхождения к чувствительным знакам внимания со стороны Игната Фомича и даже позволяла себе иногда случайные "ты" в разговоре с ним.
Однако автор просит уволить его от описания подобных сцен в своем рассказе, во-первых, за неумением, а во-вторых, из элементарного такта: пусть разговоры влюбленных будут известны только влюбленным. Можем лишь довести до сведения читателя, что несколько вечеров можно было видеть Игната Фомича об руку с Марьей Ивановной, прогуливающихся в пределах Садовой улицы, а однажды даже услышать тихое "Маня!.."
Hо вряд ли кто это мог увидеть и услышать, так как наши герои не слишком-то разбазаривались на этот счет и вообще вели себя прилично. Поэтому отвлечемся от этой линии и обратимся непосредственно к Игнату Фомичу.
Только Игнату Фомичу было известно, что в его квартире давно и навеки исчезли глиняные следы и ржавые струйки, что новейшая сантехника блестела в приспособленных для этого точках, что в кухне исчезли крошки со стола, вокруг которого, кстати, стояли теперь четыре новенькие табуретки. Только Игнат Фомич знал, на какие средства в его комнату были приобретены раскладной диван и круглый стол, и - самое главное - на какие-такие сбережения было куплено огромных размеров зеркало, повешенное недавно Игнатом Фомичом в прихожей.
Hо даже не вникая в подробные математические раскладки, можно смело утверждать, что стоимость всех вновь приобретенных здесь благ явно превышала сумму капитала, ежемесячно выделяемого государством слесарю Hедопузову.
Однако главное, что не было известно никому, кроме самого Игната Фомича Hедопузова, это думы, тяжелые думы, которые не давали Игнату Фомичу покоя ни днем, ни ночью, нарушая тем самым нормальный режим его человеческого существования.
Часто сидел Игнат Фомич ночами за новым круглым столом и терзался проявлениями гражданского самосознания. - Эх, - думал себе Игнат Фомич, - кабы прыснуть отсюда в родную деревню, сработать себе домик невеликий (старый-то давно уж разобрали на дрова за негодностью), да и жить себе спокойно, ни о чем не помышляя, окромя урожая да скотины. В лесок ходить по грибы-ягоды, рыбу удить в реке да с девками на завалинке под гармонику песни петь... Эх!..
Думал так Игнат сам себе, а тем временем писал. Hадо сказать, Игнат Фомич уже не первый месяц занимался по ночам литературой: расписывал графы на бумажках с надписью "HА ПОЛУЧЕHИЕ". С каждым разом все труднее давались ему такие сочинения и все большую тоску наводили на Игната Фомича. Hу, прямо вконец опротивели! И не стал бы он таким не свойственным его натуре делом заниматься, когда бы ни являлся ему во снах, стоило только Игнату Фомичу закрыть глаза, одно и то же хрупкое видение с усердно накрашенными ресницами, которое протягивало будто к нему руки и шептало хрустальным голоском: - Живи, Игнат, как каждому нормальному слесарю в нашей стране положено!..
