Дама с сильным южным акцентом читала «Аве Мария» – единственную молитву, которую Эдвард знал наизусть. Бездомная женщина, обитавшая на их местной нью-йоркской детской площадке, имела обыкновение сидеть на скамейке и целый день выкрикивать молитву. Иногда Джордан подкрадывался к Эдди, когда тот решал уравнение или читал, и напевал ему на ухо: «Славься, Мария, преисполненная благодати, Господь с тобой». Эдвард помнил, когда это случилось в последний раз, как его брат пел, и как он снял кроссовку и швырнул ее в удаляющуюся спину Джордана, и как оба они рассмеялись.
– Никому не было бы дела до этого парня, если бы он был черным. Вы, люди, понимаете это? Они сравнивают его ситуацию со вторым пришествием только потому, что он белый! – кричал голос позади Эдварда.
Сотрудник службы безопасности открыл дверь. Джон шел впереди и поэтому оказался в здании первым. Как раз перед тем, как Эдвард собирался войти, офицер наклонился ближе и сказал:
– Дай пять, приятель. Это было круто, пережить ту катастрофу. Нереально круто.
Эдвард подал ему руку, потому что не видел альтернативы, и нырнул внутрь здания. Бежевая металлическая дверь захлопнулась за ним. Он последовал за дядей и охранником по пустым коридорам. Офицер указал на ряд складных стульев у стены зала, велел им подождать и исчез. Джон и Эдвард заняли места. Шагов больше не было слышно, и Эдвард стал слушать дыхание дяди. Джон, кажется, вдыхал и выдыхал с намеренной медлительностью, как будто для того, чтобы успокоить их обоих. Шай ошиблась, подумал Эдвард. Мне все еще можно сделать больно. Уже сделали.
– Здесь мы в безопасности, – сказал Джон. – Мы на цокольном этаже. Слушание пройдет на третьем. В углу находится нужный нам лифт. – Он сказал это с таким облегчением, что Эдвард понял: информация – любимая вещь его дяди. Данные, статистика и системы держали Джона в тонусе, а его мир – в рамках. – Слушание, если оно состоится вовремя, начнется через десять минут, – продолжал он. – Мы не опоздали. Мне сказали, что оно обычно длится около часа. Максимум мы пробудем там девяносто минут.
– Я не пойду на слушание, – сказал Эдвард.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не хочу. Я думал, что хочу, но на самом деле нет.
– Эдвард?..
Он хотел объясниться, но не знал как: если бы он сказал, что внутри него что-то изменилось, это встревожило бы дядю. Но это было правдой. Простыня, под которой пряталась его душа, начала сползать еще вчера, в машине. Пройдя через толпу, Эдвард избавился от простыни окончательно.
