— Стой! — третий раз крикнул барин, размахивая тростью.
Но Михэлука и так стоит как вкопанный. Он бы мог давно убежать, но почему-то замер на месте. Вывалив от жары язык, виляя хвостом, ластится у его ног привязанный в саду цепью к длинной проволоке дворовый пес Бэлца́ту. Бэлцату виляет хвостом, смотрит то на Михэлуку, то на барина. «Ничем не могу помочь! Груш тебе захотелось? Ну и ешь их теперь!» — говорит его взгляд, когда он смотрит на мальчика. А когда переводит взор на барина, пес словно оправдывается: «Я ни в чем не виноват! Я лаю на воров. А откуда мне было знать, что Михэлука вор? Он меня поит водой, кормит мамалыгой, иногда даже кости дает! Как мне угадать, что́ у него на душе?» И Бэлцату продолжает угодливо вилять хвостом.
Старый барин стоит в трех шагах от Михэлуки и не сводит с него глаз. Голова его трясется, глаза под черными сросшимися бровями мечут молнии. От ярости старик не может выговорить ни слова, но он не бьет мальчика. Лучше бы уж избил, избил бы тростью, только бы не видеть, как трясется у него голова и вздуваются вены на тонкой желтой, морщинистой шее.
— Вор! Жулик! — шипит барин, но трость не пускает в ход.
У Михэлуки отчаянно колотится сердце.
— Отвяжи его! — кричит барин.
Михэлука с недоумением смотрит на старика и никак не возьмет в толк, что он хочет.
— Отвяжи пса! — приказывает барин, указывая тростью на Бэлцату.
«Для чего это ему? Бэлцату привязан на цепи в саду, рыжая Карми́на — на винограднике, а Бимба́ш сторожит бахчу… Собаки сидят на цепи с утра до вечера. Их спускают только ночью. Зачем сейчас спускать Бэлцату?» — лихорадочно думает мальчик. Он никак не поймет, что старому барину нужно, и еще больше пугается.
— Отвяжи пса. Ты меня слышишь или оглох? — неумолимо повторяет барин.
Михэлука нагибается и отвязывает Бэлцату. Руки дрожат, и ему никак не удается расстегнуть заржавевшую пряжку ошейника. Да и Бэлцату мешает — лижет своим красным мокрым языком лицо мальчика и от нетерпения приплясывает. «Вот ведь мне как повезло!» — радостно повизгивает он и снова старается лизнуть Михэлуку.
Как только ошейник снят, пес, заливаясь веселым лаем, стремглав уносится в кусты. В высокой траве мелькает только его белый пушистый хвост.
— Привяжи себя на его место!
Михэлука застыл в нерешительности. «Что он сказал?»
— Ты что, не слышишь? Надень ошейник на шею…
Михэлука опускается на колени. В траве валяются желтые груши, но осунувшееся лицо мальчика еще желтее. От сердца отхлынула вся кровь, и в голове шум. Михэлука не понимает, что с ним происходит.
