Узелок на память [Фельетоны] | страница 73

Бочаров замялся, на его щеках проступила краска.

— Видите ли, товарищи экскурсанты, о животноводстве в общем и целом я могу рассказать, но что касается конкретных деталей, и в частности опыта данных хозяйств, затрудняюсь… Если же говорить коротко, то молоко у коровы на языке.

Стоявшая поблизости холмогорка согласно махнула хвостом. Виктор Иванович осторожно снял пылинку с правого борта пальто и направился к выходу. В дальнем углу бык Витязь со злости боднул перегородку и тяжело загремел цепью.

Пока садились в автобус, Бочарова и след простыл. То ли неловко ему было перед нами, то ли торопился куда по делам министерства. Ехали молча. Вдруг кто-то тяжело вздохнул и проговорил с горечью:

— Вот тебе и заместитель министра, да еще по вопросам животноводства. О «Горках» все колхозники знают, а он — ни тпру, ни ну!

— Диву даюсь, — сказал человек в медвежьей дохе, — как он до выдвижения в министерство исполнял обязанности директора сельскохозяйственной выставки?

— Вот именно, исполнял обязанности, — гневно проговорил мой сосед. — Подняли человека на вышку — он и на землю перестал смотреть. Сидит, спускает директивы вниз. Наши вологодские охотники рассказывали забавный случай. Доставили они на выставку лайку сибирской породы. Чудная собачонка была, пушистая. А там ее оформили как ангорского кролика и в паспорте записали: настриги, дескать, рекордные — шесть килограммов с головы. Я принимал это за охотничий рассказ, а теперь верю, что подобное могло быть.

Тут и Фрося моя затараторила.

— Лет тридцать тому назад, когда я была еще девчонкой, — начала она, — бабка рассказывала мне сказку про Лутоню. Тот Лутоня дюже любил всех поучать, а сам в крестьянстве смысла не имел. Таскал корову пастись на крышу избы, сено кочергой косил.

— То ж необразованный был Лутоня, — не стерпела я.

— А этот ответственный! — отрезала Фрося.

И весь автобус покатился со смеху.

Вечером мы проводили вологодскую делегацию на вокзал, а сами отправились в оперетту слушать про самое заветное. Постановка нам очень понравилась. Три дня после этого Фрося напевала: «Эх, благодать!»

В четверг ходили в министерство справлять мои дела. Приходим. Коридор длинный, и все таблички, таблички на дверях. А кто ведает льном, никак узнать не можем. Спасибо машинистке, надоумила. «Есть, — говорит, — в нашем главке хороший специалист, агроном», — и провела нас до его кабинета. Запамятовала я фамилию этого человека, а толковый. Мичуринец, видать. Новатор.