Сквозь туман и странно уходящее сознание - уже привычное для состояния автописьма - Женя следил за собственной работой, пока всё ещё взглядывая на натурщика, чтобы прорисовать те черты, которых требовала рука. Но вскоре даже в этом состоянии он заметил, что вокруг них обоих происходит что-то необычное - совершенно не похожее на то, к чему он привык за последние пару лет. Пространство вокруг них обволакивало тёмным туманом, который клубился грозовыми тучами, одновременно не пересекая необозначенной черты круга, внутри которого оставались двое. Остальные трое просто исчезли в волнующихся клубах тумана.
Потом Женя внезапно обнаружил, что он больше не может смотреть на руку с карандашом. В последнее время он контролировал рабочую руку хотя бы тем, что за её движениями - пусть не всегда это получалось, пусть обрывками, но следил. А сейчас он, не отрываясь, смотрел только в глаза своего "натурщика".
А неподвижные глаза Григория словно вбирали в себя внимание художника. Они ни разу не шевельнулись, чтобы подсказать, что сознание пойманного в странную ловушку человека начинает очищаться от наваждения. Нет, они оставались всё такими же тусклыми и безучастными. Однако если раньше Женя концентрировал внимание на листе с появляющимся рисунком, то сейчас рабочая рука двигалась вообще без его участия и контроля. Он сидел и не мог отвести взгляда от застывших глаз Григория. А рука работала сама по себе. В стремительные проблески реальности Женя даже умудрялся удивляться, что же сейчас будет на листе, если он на него и не глядит...
И неожиданно реальность нахлынула штормящей волной. Карандаш выпал из пальцев, и Женя понял, что сидит в круге света, ограниченном стеной мрака. Как будто их двоих поместили в... огромный стакан? Но зачем?
"Я тебя знаю".
Женя вздрогнул. Некоторое время до прозвучавшей реплики он смотрел на Григория, не моргая. Глухарь не пошевельнулся. Губы оставались губами статуи.
Он разомкнул свои. Внезапно оказалось, что выговаривать слова трудно.
- И что ты обо мне знаешь?
Лёгким облаком, которое по мере удаления испаряется в чистом небе, проскользнул мысленный вопрос: а слышат ли другие трое их разговор?
Глаза глухаря пусты и неподвижны.
"Шутишь, охотник? Ты сватал мою сестру".
Женя невольно заинтересовался:
- И как? Удачно?
Голос стал задумчивей.
"Ты и правда не помнишь... Она тебе не поверила, потому что ты сватал её, лишённую силы. И в каком-то смысле в этом был виноват ты".
