Женщина принялась хлопать по маслу широкими деревянными лопатками, которые оставляли на нем приятный узор.
– Сэр, он лучше всех годится для того, чтобы возглавить эту великую экспедицию – хоть сто лет ищи! – И она в сердцах ударила по маслу лопаткой.
Жена Джадда подняла взгляд, в котором снова мелькнула хитринка, ничуть не мешающая ее честности.
– Если вы пришли его навестить, пожалуй, у вас есть интерес в этой экспедиции?
– Да, – ответил незнакомец. – Я – Фосс.
И он щелкнул каблуками в забавной манере, как позже вспоминала женщина.
– А-а, про вас я слышала.
Голос ее дрогнул.
– Сэр, – добавила она смущенно, – женщина я простая, поговорить тут особо не с кем, вот и несу всякую чушь. Такая уж у меня слабость. Раньше меня за это не раз наказывали… Но никто не скажет, что я не справляюсь с работой!
И она снова ударила по маслу.
Фосс рассмеялся и, поглядев в дверной проем, заметил:
– Вот и сам глава экспедиции, насколько я понимаю.
– Что вы, – воскликнула женщина, обойдя крепко сколоченную скамью, – на это он даже не претендует! Если честно, так говорю только я, сэр. Потому что верховодить могут все мужчины, иногда даже самые подлые из них. Такова мужская природа. И способности у всех разные, будь то снимать нагар со свечей выстрелом, отыскивать воду с лозой или крыс ловить. Уж поверьте мне на слово, у каждого должно быть то, чем он гордится.
Тут как раз подошел ее муж в сопровождении сыновей – двух рослых юношей, обнаженных по пояс. Все трое перепачкались высохшей кровью и пахли молодыми барашками.
Когда немец и каторжник сошлись лицом к лицу, оба не знали, что делать дальше. Сыновья последнего понимали, что их это не касается, поэтому просто стояли, почесываясь, и лица у них были напряженные.
Мать зашла в дом.
– Я отправился сюда, потому что хотел посмотреть, как вы живете, – начал немец.
– Как я живу – не важно, – ответил Джадд.
Он потихоньку теснил гостя за пределы слышимости своей семьи, потому что на людях был совершенно другим человеком, нежели в домашнем кругу.
– Мне нравится видеть, как живут люди, – сказал Фосс. – Тогда их легче понять.
Каторжник рассмеялся, не разжимая губ.
– Нечего тут понимать.
Вид у него стал чуть виноватый, а возможно, и довольный.
Они прошли через рощицу молодых деревьев, которые раскачивались и гнулись на ветру, словно приглашая прогуляться. Позади стоял навес, где семья стригла овец: очень простой, из того же серого горбыля, что и дом, с плетнем и отдельными загонами для стриженых и нестриженых овец, как в Старом Свете. В углу виднелось сооружение, похожее на виселицу, оснащенное веревками и блоками. Должно быть, на закате оно представляло собой грандиозное зрелище, однако в тот момент, среди куч овечьей шерсти и при дневном свете, выглядело вовсе не так впечатляюще.
