Солнце уже сильно склонялось к западу, и на дне оврага было совсем темно. Никий беспомощно оглядывался по сторонам. Все было тихо, совершенно тихо. Мальчик почувствовал, как его охватывает страх. Что-то яркое блеснуло справа. «Волки!» У Никия захолонуло сердце. В один миг оказался он на высокой ветке клена, под которым стоял. Блеск не потухал, и бубенцы звякнули снова. «Овцы здесь… Со мной нож и угли с огнем в горшке, отобьюсь… Слабые, маленькие», — вспомнил он Аристея и соскользнул вниз.
Волчьи глаза продолжали сверкать все на том же месте, и Никий вскоре разобрал, что это мерцает и светит небольшой огонек, а волков нет и в помине. Он осторожно стал подбираться к огоньку. Дрожащий свет пробивался сквозь густые плети дикого винограда, плюща и хмеля, завесившие вход в небольшую пещерку. В пещерке был разложен костер, и перед ним лицом ко входу сидел человек и подкладывал в огонь мелкие сучья. Пламя ярко осветило его, и Никий увидел перед собой того самого одноглазого человека, у которого он переночевал на пути из Рима. В углу пещерки, похрупывая травой, стояли три знакомые овечки. Никий раздвинул зеленую стону и вошел.
Одноглазый был уже на ногах, и Никий увидел, как в языках взметнувшегося пламени сверкнул меч. Одноглазый тоже сразу узнал мальчика; меч с резким стуком упал в ножны. Одноглазый взглянул на Никия недоуменно, но приветливо:
— Откуда, мальчуган? Садись к огню, будь гостем.
— Я пришел за овцами.
— За овцами? Ты что, стал скотопромышленником? Овцы, видишь ли, нужны и мне. Или ты в пастухах?
— Я не могу дать тебе выкуп, у меня ничего нет. Возьми меня слугой… рабом… но овец отдай.
— Слуги мне не надо, а раба и подавно. А чего ты так убиваешься об овцах? Тебя за них вздуют? Чьи они?
— Критогната.
— Критогната?! Болван я, болван! Как я не догадался! А ведь знал, что он тут! То-то я вижу, овцы не совсем обычные. Они будут у Критогната завтра на рассвете в целости и сохранности.
— А сегодня нельзя?
— Куда же в ночь? Тебя провожать мне не хочется. А потом, как ты отсюда выведешь овец? — Из единственного глаза на Никия так и струилась веселая хитрость.
— Так же, как ты их сюда завел.
— Толковый парень! — Одноглазый дружески хлопнул Никия по плечу. — Сразу видно, что в голове у тебя мозги, а не пунийская каша. Ты ел когда-нибудь пунийскую кашу?
— Евфимия нам часто варит.
— Евфимия? — Одноглазый тяжело вздохнул. — Хорошо, когда у человека есть свой очаг и добрые руки, которые о нем заботятся… Есть жена, особенно если она хорошая… такая, как была у меня… Садись, мальчик. Чего стоишь? Поедим. Я сегодня думал пообедать бараниной — ну, придется одними маслинами. Хлеба, дорогой гость, извини, нет, уже давно нет.
