Среди сторожей крепко помнили этот случай, и, когда Критогнат со своим стадом подходил к заставе, шлагбаум сразу же поднимался. Завязывался дружеский разговор; сторож жаловался на свою собачью долю, Критогнат ему сочувствовал, и, когда последняя повозка со съестными припасами для пастухов подходила к шлагбауму, Критогнат доставал оттуда добрый кусок сала или круг сыру и вручал их сторожу с добавлением скромного числа сестерций. Происходило сердечное прощание, шлагбаум опускался, и сборщик уходил в свою сторожку, облегченно вздыхая: «Пронесло галльского медведя! Как жернов с плеч! А сало дал хорошее!»
В этот раз, однако, пастухи были уверены, что гладко не обойдется. Никий, бодро шагавший рядом с Павлом, услышал от него, что сейчас на заставе сидит какой-то новый, неизвестно откуда прибывший человек, жадный, как пиявка, и неустрашимый, как хорошая пастушья собака.
— Не надо, однако, обижать собаку: нельзя сравнивать с ней такого мерзавца, — поправил себя Павел. — Проходило тут на днях стадо Луциена — Критогнат его хорошо знает, он приятель Муррия. Так эта пиявка высосала из его старшего пастуха сотню сестерций. Луциен из тех людей, что асса своего не подарит, а Каллистрат собирал себе на выкуп. Критогнату вчера вечером знакомый охотник рассказывал: Каллистрат ему жаловался, жаловался…
Шлагбаум не поднялся, как он до сих пор поднимался перед Критогнатом, и навстречу ему вышел из хижинки, притулившейся к шлагбауму сбоку, сутулый старичок, такой тощий и хилый, словно он всю жизнь ел, как овцы, одну траву. Лицо его состояло как будто из двух половинок, плохо подогнанных одна к другой: высокий выпуклый лоб, под которым прятались глазки-бусинки, был нахлобучен на крохотный острый, как у пигалицы, носик, который все время вздергивался и начинал нюхать направо и налево: нет ли где какой добычи, чтобы ее поскорее ухватить. За стариком стоял рослый парень, чем-то на него смахивавший, но только крайне глуповатого вида; все в его лице было мелко и неприметно, кроме огромного рта, который никогда не закрывался, словно парень все время хотел о чем-то спросить, но никак не мог вспомнить, о чем именно. К траве, которой питался его родственник или начальник, юнец прибавлял, по-видимому, изрядное количество более укрепляющей пищи: мускулы его обнаженных рук и ног свидетельствовали о большой физической силе.
— Стадо римского всадника Марка Муррия, всего пятьсот голов, — произнес Критогнат, протягивая сторожу документ с печатью.
