Узнали, однако, что «болтун из Рима» отнюдь ничего не преувеличил. Страшные рассказы один за другим так и сыпались на слушателей: шайки убийц рыщут по Риму и по всей Италии; Сулла приказал перебить одному сенатору руки и ноги, отсечь уши, вырвать глаза и затем убить; головы убитых выставляют на шестах около форума всем напоказ; наткнувшись случайно на человека, занесенного в списки, его враги за неимением оружия разорвали его, как разрывают хищные звери свою добычу… «Где Тит? Где Тит?» — неизменно думал Дионисий, слушая эти рассказы, и сердце его обливалось кровью.
Скоро в Помпеях и окрестностях стали появляться, часто в сопровождении солдат, незнакомые люди, которые разыскивали бежавших из Рима «преступников»; в Помпеях расправлялись с теми, кого подозревали в сочувствии союзникам, а заодно и с теми, чья смерть была выгодна всемогущему диктатору или его приближенным. На форуме зверски закололи Самеллия Модеста, человека, известного всем Помпеям, заседавшего в городском совете и обвиненного в том, что он снабжал повстанцев хлебом и деньгами; Ситтий, ближайший сосед Вязов, человек редкой доброты и честности, был казнен по доносу своего единственного племянника, сироты, который ловко втерся в кружок Суллова любимца Хрисогона, пообещал ему жирную долю из дядиного богатства, и старика внесли в проскрипционный список. Никто не был уверен в завтрашнем дне, никто не был спокоен за свою жизнь и за жизнь близких.
Главной заботой и самой большой тревогой Дионисия был теперь Никий. Страшно было даже не то, что Вязы, имение Метелла, прославлявшего в своей поэме Мария, конфискуют: Дионисия, афинского гражданина, человека свободного и бедного, могли и не тронуть, так же как и остальных отпущенников Метелла (стараниями Дионисия все рабы в Вязах получили свободу), от которых поживиться было нечем; страшно было поведение самого Никия. От мальчика нельзя было скрыть то, что творилось вокруг, и он потерял сон и покой: негодовал, возмущался, плакал. Слова Дионисия о том, что добро и правда в конце концов всегда торжествуют, не производили на него никакого впечатления: юная, неопытная душа требовала этого торжества сейчас, вот в эту самую минуту, на этом самом месте. От кого-то прослышал он о сражении у Коллинских Ворот. Придя домой, с горьким плачем выбросил камешки, по которым отсчитывал дни до встречи с Титом, и сказал дедушке, что ждать им некого, потому что Тита, конечно, убили. Дионисий, в глубине души думавший так же, напрасно старался разубедить и успокоить мальчика.
