Падение Икара | страница 118

— Господину требуется стол? Есть простые, кленовые; есть отполированные под павлиний глаз… Табуретки? Ложа? Попрошу пройти в комнату за лавкой. Ложа у меня слишком хороши, чтобы показывать их всякому захожему; я их держу под замком. Сейчас только закрою мастерскую, а то, глядишь, какой-нибудь инструментик ребятишки и стащат.

Он быстро задвинул ставни, запер дверь и провел Тита в заднюю каморку, где едва-едва помещалась одна-единственная собственная его кровать. Глаза его радостно блестели, он счастливо улыбался.

— Ты не помнишь меня, Тит? Мы вместе били кимвров. Меня зовут Мус. Ты еще всегда шутил, что у меня голос не по имени…[116] Сюда, сюда, дорогой гость! Мальчик твой жив и здоров. Он держит путь в Помпеи, к художнику Онисиму.

— К Онисиму? Художнику?

— Ты его знаешь? Отправляйся прямо к нему; у него и встретитесь.

— Никий там?

— Нет, еще в дороге. Дней пять назад его видели под Казином.

— Кто видел? Кто тебе рассказал?

— У твоего племянника столько друзей! И кое-кто из них и мои друзья… Будь совершенно спокоен: малыш доберется до Онисима целым и невредимым.

— Мус, расскажи мне все. Мне все время кажется — не то я сплю, не то сошел с ума.

Мус рассказывал долго. Он рассказал о Меруле, о том, как они стали разбойниками, кто был Критогнат, почему у него очутился Никий и почему Критогнат с Мерулой и Аристеем обрекли себя на смерть. Рассказал он и о битве на пастбище.

— Передай об этом мальчику, обязательно передай. Он меня спрашивал, да я ему ничего не сказал: он и без того был полумертв от горя. А ты расскажи.

Тит со слезами обнял старого солдата.

— Подожди еще, Тит: я передам тебе деньги.

— Какие деньги?

— Те, что оставил пастухам и ему Критогнат. Их поделили, как он велел. Пришлось на брата по пять тысяч. Долю Аристея и Евфимии пастухи решили отдать мальчику. У него, значит, пятнадцать тысяч… Погоди, погоди, это еще не все. Нам удалось собрать всех овец, мы их продали; чем-чем, а связями я был богат. Выручили шесть тысяч. Четыре один из наших понес семье Мерулы; мы от себя еще кое-чего добавили; две отдали Никита: он ведь пас овец. Это, конечно, не всаднический ценз, но все-таки кое-что; хватит мальчику, пока он выйдет в люди. Я боялся дать их ему с собой, хотел отнести сам в Помпеи; теперь передаю тебе. Кланяйся мальчику, Тит. И скажи ему, — голос Муса дрогнул, — пусть не забывает нас, простых людей.