Рабов, стоявших каждый сзади своего хозяина, унесло, как уносит ветром опавшие листья. За ними кинулись гости. Квестор, вспомнив, что медведи не трогают мертвых, мешком свалился на пол, стащив на себя с ложа тюфяк. Гавий потерял способность и двигаться и соображать; он только глядел, не отрываясь, на приближающееся чудовище.
Медведь подошел к нему совсем близко, но не подмял его и не начал грызть; сложив жестом умоляющего свои грозные лапы с устрашающими когтями, он низко поклонился квинквенналу и положил ему на колени дощечки-письмо. Затем опять стал кланяться, умильно складывая лапы. Гавий не шевельнулся. Медведь окинул взглядом стол, сгреб большую, щедро смазанную медом лепешку и засунул ее глубоко в пасть. Раздалось аппетитное чавканье; за первой лепешкой последовала вторая; таким же порядком исчезла третья. Искусно владея ложкой, медведь ополовинил блюдо запеканки, не переставая в то же время низко кланяться и просительно складывать лапы.
Гавий начал дышать свободнее: медведь явно предпочитал сладкое человеческому мясу. Дрожащими пальцами он раскрыл дощечки: «…не помнят себя от отчаяния… не знают, чем навлекли гнев высокого магистрата… не смеют показаться… упросили медведя быть ходатаем… даже зверь сочувствует их горю… просят письменного разрешения… передать медведю… он доставит…» «Сейчас напишу — он и уберется! Подумать только — медведь и тот мне так кланяется!» Гавий опасливо положил свое письмо на стол возле страшного посетителя. Медведь взял, низко-пренизко поклонился и затопал к выходу, захватив по дороге со стола салфетку, в которую тут же завернул огромного жареного гуся. Выйдя из атрия, медведь повернул не на улицу, а в сад, перемахнул через стены, вихрем пронесся по безлюдной улочке, свернул в узенький переулок и скатился с забора в какой-то дворик, где и был встречен неистовым собачьим лаем и оглушительными раскатами смеха.
* * *
— Где ты пропадал до сих пор? — недовольно встретил Анфима Никомед, любивший всегда знать, где находятся его товарищи, и всегда беспокоившийся, если их долго не было.
— Я обедал у Гавия, — небрежно обронил сириец.
— Знаешь, Анфим, раньше ты, по крайней мере, врал так, что невозможно было тебе не поверить.
— Я и сейчас вру так же, — успокоил Аттия Анфим, — только на этот раз я сказал чистую правду: я обедал у Гавия. Сыто живет. Какие лепешки на меду! А запеканка! Пшеничная крупа с творогом, с яйцами, с медом! Объедение! Я полмиски съел. Вы обедали?
