При этом Генрих IV не питал иллюзий относительно затаенных замыслов своих вчерашних единоверцев, мечтавших о том, чтобы продолжать обособленное от остальной страны существование. Став королем Франции, он в полной мере сознавал свой долг — обеспечить единство страны и централизацию государственного управления. Король отдавал себе отчет в том, что его устремления неизбежно натолкнутся на сопротивление как среди гугенотов, так и среди католиков. При наличии глубоких религиозно-политических противоречий обе враждующие партии сходились в одном — в неприятии сильной централизованной (королевской) власти и в настойчивом стремлении отстоять привилегии старой феодальной знати. Здесь, как это часто бывает, крайности сходились, и королевской власти приходилось вести постоянную войну на два фронта. Вели ее истые католики — Генрих II, а затем его сыновья Франциск II, Карл IX и Генрих III, за которыми стояла Екатерина Медичи.
Эту же борьбу продолжил и вчерашний гугенот Генрих IV, добившийся более ощутимых успехов, чем его предшественники на троне. Он сумел заметно ослабить, хотя и не сломить окончательно, сопротивление феодалов и добиться установления долгожданного внутреннего мира в исстрадавшейся стране, умело сочетая в своей политике решительность и гибкость, карательные действия и компромиссы. К началу XVII века влияние Католической лиги было окончательно подорвано.
Нантский эдикт предоставил гугенотам свободу вероисповедания и гражданские права, равные с правами католиков. Секретные приложения к Нантскому эдикту оставляли гугенотам их крепости, а это означало, что они оставались своего рода государством в государстве; это обещало неизбежное новое столкновение между ними и центральной властью. В целом же Нантский эдикт дал государству необходимую ему передышку, которую оно использовало для экономической и политической консолидации страны.
Генрих IV с самого начала взял курс на строительство фундамента для создания единой Франции. Как ни парадоксально, но решению этой задачи по-своему способствовали и религиозные войны.
Франция второй половины XVI века напоминала гигантский кипящий котел, в котором происходил процесс формирования французской нации, постепенно осознававшей свою общность и потребность в защите своих интересов от частного и регионального эгоизма, от экономической и политической разобщенности. Долгие годы военных действий, непрерывные передвижения войск и перемещения населения из одного района в другой способствовали, в частности, постепенному смешению диалектов и наречий в единый французский язык.
