— Ужас! — рявкнул дядя Сиприен, ударяя кулаком по столу. — Они нам за все заплатят!
— В южной зоне нацисты еще не решаются, но в Париже и на севере преследования уже начались…
Франция в те годы была разделена на две части демаркационной линией, которая проходила от северной части Альп к побережью Атлантического океана, минуя центр страны.
— Ужас! — повторил Сиприен Валетт.
— Вот почему я хочу покинуть эту страну, — прошептал господин Бенжамен. — В моем возрасте…
Он не закончил фразы. До сих пор я вижу, как он сидит, сгорбившись над тлеющими угольями. Что разглядел он среди пурпурных искр, сверкавших в очаге? Должно быть, мирную, спокойную страну, где не нужно все время остерегаться, понижать голос, страшиться неожиданного гостя…
— Какой стыд! — ворчал Сиприен. — Человек всегда остается человеком, будь он черный или белый, христианин, иудей или атеист…
А я думал об этой звезде из желтой материи, о которой говорил господин Бенжамен. Я уже что-то об этом слышал. Когда-то отец рассказывал о расистских преследованиях, которые начались в Германии незадолго до начала войны, об арестах и убийствах. Но впервые я осознал всю эту гнусность в такой непосредственной близости от себя. И подобное могло происходить во Франции, в моей стране!
Господин Бенжамен долго смотрел на меня, потом перевел взгляд на Бертрана. Он чувствовал, что творится в наших сердцах, и засмеялся своим тихим дребезжащим смешком.
— Не беспокойтесь, мальчики! Я как-нибудь устроюсь. Я хочу сказать… мы как-нибудь выпутаемся из этого положения… На свете много смелых людей… Намного больше, чем думают… Все уладится. Гм… Вы еще молоды, дети мои. Вы еще увидите мирную жизнь…
— А когда вы собираетесь уехать? — спросила тетя Мария.
— Через три дня. Я спущусь в долину и сяду в автобус, который ходит в Люшон.
— Надо будет приготовить вам килограмм масла… Ваши марсельцы будут очень довольны.
— А может быть, ягненка? — спросил дядя Сиприен.
— Еще чего выдумали! — сказал господин Бенжамен. — Дорога мне предстоит долгая, и я не хочу набирать лишних вещей.
— Головку хорошего деревенского сыра, горсть каштанов, немного настоящего хлеба…
— Несколько яблок, — вставил, в свою очередь, Бертран.
Господин Бенжамен воздел руки к небу.
— Вы хотите, чтобы я свалился в пути под тяжестью груза? Нет, друзья мои, мне нелегко носить и самого себя.
Через три дня он пришел к нам прощаться. Дядя Сиприен, Бертран и я решили проводить господина Бенжамена до долины, где останавливался автобус на Люшон.
