— Разве нельзя распустить её и переткать заново?
— Это абсолютно нетрудно, чужеземец. Но разве в этом дело! Он раб и обязан повиноваться, и даже если он грек, а мы — коренные египтяне, это ничего не меняет! Мне и моим людям надоели его дерзкие выходки, и я намерен положить им конец!
— За дерзость вполне достаточно просто хорошенько высечь. Так ты говоришь, уважаемый, что он хороший ткач? Разумно ли тогда калечить его?
— Он подаёт дурной пример остальным, и этого спускать нельзя. Иначе, глядя на него, начнут дерзить многие, и во что тогда превратится мастерская?
— И что ты намерен с ним сделать?
— Продам негодяя на рудники или в каменоломни.
— И тебе не жаль потерять умелого работника? — я нарочно муссировал эту тему, дабы включить у собеседника ещё и профессиональное начальственное упрямство — типа «я здесь самый главный, и как я сказал, так и будет».
— Очень жаль, но он обнаглел и зашёл слишком далеко. Пусть теперь его судьба послужит хорошим назиданием для остальных! Да будет так!
— И много ли тебе дадут за него скупщики рабов для рудника или каменоломни?
— Двести драхм. Это убыточно для меня, но порядок в мастерской важнее.
— Тут ты прав, уважаемый, порядок превыше всего. Но позволь мне поговорить с этим смутьяном. Небольшой рудничок есть и у меня. Если он подойдёт мне, то уж эти-то двести драхм и я как-нибудь наскребу.
— Если твой рудничок небольшой, то там, верно, и работа полегче? — хмыкнул управляющий. — Не слабое ли наказание выйдет для негодяя?
— Легче, чем на большом руднике, но уж точно тяжелее, чем здесь, — возразил я. — Достаточно тяжело, чтобы вразумить обнаглевшего раба.
— И если он образумится…
— Тогда я найду ему и другую работу по его способностям, — управляющий явно разгадал суть моей незамысловатой хитрости, и не стоило раздражать его упорствованием в неудачной нагрёбке. Некоторые «высокопоставленные» деятели прямо ужасно не любят попыток нагрёбать их — доводилось мне сталкиваться с такими по работе в прежнем мире. Ищут такую попытку во всём, чего не поймут с ходу, и если уличат тебя в такой попытке, реальной или даже только кажущейся им — пиши пропало…
— И тогда бунтовщик отделается слишком легко?
— Но вдали отсюда, уважаемый. Передо мной он пока ни в чём не виноват, и я не стану, конечно, гнобить его безо всякой вины. Но кто из остальных твоих рабов узнает об этом? Для них ты продашь его на рудник, и никто из них больше его не увидит. Так какая тогда тебе разница, уважаемый?
