Глава 17
Великое и ничтожное
А утром следующего дня на стене поселковой столовой, где мы завтракали и ужинали, появился «уджат». Та самая пресловутая буква «Я» с глазом вместо верхней петельки. Значок был намалеван битумом и вонял соляркой – смола к утру даже не успела просохнуть. Вниз по стене от зловещей каракули стекали жирные черные подтеки.
Эпичненько получилось.
Жутковато даже на первый взгляд. Вряд ли этот эффект планировался намеренно – просто Цимакин со своим подручным соратником вряд ли особо аккуратничали во время совершения этого высокооплачиваемого злодейства. Видимо, сильно торопились.
Честно признаюсь – пару дней назад мне было бы на это наплевать.
Ну, делает селюк какой-то странный гешефт на свой страх и риск, пакостит по-мелкому. Что здесь такого? Причем пакостит он, что особо умиляет, себе подобным – другим, местным селюкам. Братьям по разуму. Приобщает, так сказать, дремучих крестьян к высокому искусству граффити.
А мне что, больше всех надо? Я им худсовет, что ли? Или совесть нации? Даже и не супергерой, знаете ли, – как-то слабо приживается сей чудесный американский персонаж в нашем российском менталитете, даже не знаю и почему.
И все бы так, но…
Нюансы появились, знаете ли. Интерес.
Ибо поменялось кое-что в этом подлунном мире – как раз с момента получения сзади по моей ни в чем не повинной голове коварного удара от неизвестного почитателя. И появления после этого в моем кармане загадочного фантика с кракозяброй. Уж больно навязчивые совпадения, не находите? Я этот «уджат» вообще третий раз в жизни вижу. И все разы – за последние два дня: в первый – у Цимы в автобусе, потом – на подброшенной бумажке и наконец – тут, на стене местной харчевни. «Три пескаря»! Шедевр в исполнении хитросделанного и малоизвестного художника. И где-то между этими тремя эпохальными событиями – не менее эпохальный приход кастетом по моему персональному затылку.
Заинтересуешься тут!
– Стой! Раз-два, – ухватил я за плечо пробегающего мимо Циму. – Погодь, душа моя. Перетереть надо.
– Чего ты? Что надо? А ну, отпусти!
– Отпустил. Не напрягайся, все нормально, – поднял я руки ладонями вперед. – Ты как из «бараков» свинтил, лишенец? Я ночью два раза людей проверял.
Цима усмехнулся:
– Как надо, так и свинтил! Стучать пойдешь?
– А за «стучать» можно и в глаз получить. Что за предъявы? Я что, повод тебе давал?
– Ну, не давал. А чего пристал тогда?
Я облокотился спиной о стену, скрестил руки на груди и сделал вид, что решаю для себя тяжелую морально-нравственную дилемму. До выхода на плантации из «бараков» было еще минут пятнадцать. Времени для лицедейства навалом.
