Откуда в этой версии моей реальности появилась сия «Барби»? Не было в нашей группе никого даже и близко на нее похожего! В других местах – возможно, но в технаре! Железно нет. Такую грех не запомнить.
Может быть, как вариант, она быстро отчислилась из технаря в моей прежней жизни? Так, что даже в стройотряде не успела побывать. Тогда – да, сходится. Тогда при таком раскладе мог я ее и не встретить.
Успокоился немного, выбрав себе более или менее приемлемое объяснение.
– А как звать тебя… Швецова?
– Вика. А тебя?
– Да… тоже. В смысле – Витей меня зовут. Получается, как и тебя.
Девчонка хихикнула, тут же став похожей на веселого лисенка:
– Смешно. Виктор и Виктория.
Я растерянно пожал плечами:
– Чего тут смешного-то? Просто… тезки.
Опять тезки. Мало мне было комсомольского вожака!
– Да нет же! – щебетала девчонка, семеня за мной между рядами коренастых виноградников. – Смотри, «Виктор и я» – получается Виктория! Понял?
Что она хочет этим сказать?
Что за «тонкие» намеки на «толстые» обстоятельства? И вообще про Викторию и Виктора – это древний «баян» из арсенала сопливых статусов гламурных львиц социальных сетей. А! Тут же этого нет. Так что, получается, сама придумала эту фишку? Родоначальница?
– Прикольно, – равнодушно бросил я через плечо. – А папа у тебя не Анатолий, случайно?
– Нет. Брони́слав. Стогис Бронислав. Он литовец. А Швецова я по маме.
Вот откуда такая белая, нетипичная для наших мест кожа! И конопушки.
– Виктория Брониславовна. Увесисто! На тебя посмотришь – иначе как Брониславовной и не назовешь! Повезло так повезло.
– Почему?
– Да у тебя имя с отчеством, как у главбуха какой-нибудь солидной конторы. Сразу представляется центнер живой женской плоти. Короче, не идет тебе.
– А какое имя подошло бы?
– Ну-у… Тошка, например. Тошка-Виктошка. И без отчества чтоб…
– Мне нравится. Зови меня так.
Я вздохнул. Почему у меня ощущения, что меня… кадрят?
Обычно бывало наоборот!
– Ну ладно… Тошка. Это твои ящики?
– Ага. Тут пять, там пять и в конце еще десять.
– Да ты, мать, стахановка! – Я ухватил сразу четыре ящика и, пыхтя, почапал «сдаваться». – Не надо, не бери!
Это я заметил, повернув голову, как пигалица вцепилась в оставшийся одинокий ящик.
Ага. Так она и послушалась. Вот характер!
Потянулась за мной, пошатываясь и багровея от напряжения. Фигасе она слабенькая! Того и гляди, на вынужденную посадку пойдет. Пропеллером в борозду. Как она вообще до пятнадцати лет дожила?
Лисенок Тошка.
