Дэмиен переварил этот комплимент. Он спросил:
— Что это был за наркотик, которым ты меня накачал перед боем?
— Не было никакого наркотика, — произнес Радель с легким смятением.
— Там было что-то, — повторил Дэмиен. — Ты всыпал что-то в жаровни.
— Это был чалис, утонченное развлечение. В нем нет ничего дурного. Принц предположил, что это поможет тебе расслабиться в банях.
— И Принц сам указал, сколько добавить? — спросил Дэмиен.
— Да, — ответил Радель. — Больше обычного. Но ты крупный. Я бы о таком и не подумал, а он продумывает все до мелочей.
— Да, я заметил, — сказал Дэмиен.
Он думал, что все повторится, как в предыдущий день: его отведут в бани и подготовят для очередного грандиозного представления. Но конвоиры лишь помыли его, отвели обратно в комнату и принесли обед на подносе. Посещение бань в этот раз было приятнее, чем за день до этого. Не было чалиса, толпы стражников или навязчивой интимности; ему сделали роскошный массаж, сняв напряжение с плеч, бережно обходясь с его давнишними ушибами.
Когда день начал угасать и все еще ничего не произошло, Дэмиен почувствовал, как спало напряжение, он был почти разочарован, хотя это и было абсурдно. Лучше провести день, скучая на шелковых подушках, чем борясь на ринге. Может быть, ему просто нужна была возможность сражаться с чем-нибудь. Желательно, с невыносимым золотоволосым выскочкой.
Ничего не произошло ни во второй день, ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый.
Время, проводимое в стенах изысканной тюрьмы, становилось тяжелым испытанием; единственное, что разнообразило его дни — ритуалы принятия утренних ванн и приемы пищи. Он использовал это время, чтобы запоминать все, что сможет. Стража у двери преднамеренно сменялась в разное время. Но стражники больше не относились к нему, как к предмету мебели, он даже запомнил несколько имен; бой на ринге кое-что изменил. Больше никто не нарушал приказ не входить в его комнату без особых указаний, но раз или два его конвоиры перекинулись с ним парой слов. Пара слов там, пара слов здесь. Над этим он и работал.
Его посещали слуги, которые приносили ему еду, выносили ночной горшок, зажигали потухшие факелы, взбивали подушки и меняли их, драили пол и проветривали комнату, но было невозможно завязать с кем-то из них дружеские отношения. Они, даже больше, чем стражники, повиновались приказу не разговаривать с ним. Или просто больше боялись Дэмиена. Однажды он поймал на себе испуганный взгляд и последовавшее за ним смущение. Это произошло, когда Дэмиен сидел, согнув ноги в коленях и прислонив голову к стене; он сжалился над мальчиком слугой, который пытался выполнять свою работу, прижавшись к двери, и сказал: «Не бойся. Цепь очень прочная».
