Предводители похода нуждались если не в военной, то по меньшей мере в дипломатической поддержке Византии, закономерно полагая, что это облегчит реализацию их планов в отношении районов, которые ранее входили в состав Византии. Так, Боэмунд Тарентский «хотел получить восточный доместикат», т. е. давно уже утративший свое значение пост главнокомандующего византийских войск восточной части империи. Он получил отказ, так как Алексей I боялся, что, «обретя власть и подчинив себе таким образом всех графов, он в будущем легко сможет склонить их ко всему, что задумает» [7, 292]. Показательно, что уже современники ясно видели истинные цели крестоносцев. Так, Анна Комнина пишет, что, «не владея никакими землями, он (Боэмунд — В. С.) покинул родину для вида ради поклонения гробу Господню, на самом же деле — чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон Ромейской державы» [7,291]. Рауль Каэнский также сообщает, что Боэмунд «отправился за богатствами» [29, 612]. Поэтому отношение Алексея Комнина к крестоносцам было двойственным. С одной стороны, после подписания Константинопольского соглашения они стали вассалами василевса, с другой — византийская дипломатия не строила иллюзий относительно результативности самого похода. Император явно не доверял крестоносцам (впрочем, это было взаимно), рассматривая их как случайных попутчиков, которых пришлось принуждать к неравноправному для них союзу силой. Поэтому Алексей I отклонил предложение Раймунда Тулузского принять на себя руководство походом, так как под этим подразумевалось открытое выступление императора на стороне крестоносцев и участие византийской армии в их предприятии на востоке. «Милостиво наделив графов всевозможными дарами и титулами, он рассказал им, что их ждет в пути, дал полезные советы, сообщил о способах ведения боя, которыми обычно пользуются турки» [7, 292]. Возможно, одной из причин того, что император открыто не поддержал крестоносцев, было то, что их первым противником был Румский султанат, с которым в 1093 г. был заключен мир. Он соблюдался обеими сторонами, свидетельством чего является тот факт, что накануне выступления крестоносцев через Малую Азию Килич Арслан I увел армию из своей столицы Никеи на восток Малой Азии и осадил Мелитену. Тем не менее первой же акцией крестоносцев, явно предпринятой по требованию Алексея Комнина, стала осада Никеи. Сам император предпочел не принимать в ней участия. Расположившись лагерем в Пелекене, «он решил не идти вместе с кельтами, а помогать им так, как если бы он был с ними» [7, 295]. К Никее был направлен лишь небольшой отряд во главе с примикирием Татикием, а в город с предложением сдать его не крестоносцам, а грекам был направлен Мануил Вутумит. За спиной рыцарей, готовившихся к штурму города, посланцы императора смогли договориться с гарнизоном цитадели. Неожиданно для крестоносцев Никея была сдана византийцам, тогда как рыцарей даже не впустили в город, опасаясь грабежей. Это явилось нарушением Константинопольского соглашения и вызвало недовольство «народа и менее важных лиц», полагавших, что «император несправедливо ценит их труд и забирает в свою пользу… все, что по договору составляет общее достояние» [31, 127]. «Князья же настаивали на том, что император действует злонамеренно и вопреки смыслу договора». Тем не менее раздача даров успокоила предводителей похода, и по требованию Алексея I они вновь подтвердили вассальную присягу. Поэтому далее с ними был отправлен отряд во главе с Татикием, «чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал… взятые ими города» [7, 299]. Предводители похода отнеслись к примикирию как к императорскому соглядатаю, «низкому и вероломному человеку». «Обо всем, что делалось в лагере и что каждый сказал, он доносил императору… и от него через вестников получал весьма часто коварные инструкции» [31, 125–126; 17,38].
