– Не томи, – улыбнулась Эльга, видя, что боярин глубокомысленно водит бровями, дабы все прониклись сознанием важности его вести.
– А такая новость, что… призвал к себе господь цесаря ромейского, Константина августа.
– Что-о? – Эльга даже привстала; над столами пролетел недоверчивый гул. – Константин умер?
– Истовое слово.
– Когда?
– А вот недавно, в предзимье.
Эльга помолчала. Да, в начале зимы русские купцы уже вернулись в Киев, и все, что случилось в Царьграде после их отъезда, в Киеве не могло стать известно ранее следующего лета.
– Вы там узнали? У Оттона?
– Истинно. К Рождеству Христову, как воротился с войны во Франконовурт сам король, прибыли к нему послы греческие – от Романа, Константинова сына, ныне единого августа ромейского.
Встреча во Франконовурте русских и греческих послов была неожиданностью для тех и для других, но обе стороны оценили ее важность. Острогляд не раз благословил предусмотрительность княгини, отправившей с ними Торлейва: при его посредстве русы могли беседовать с греками без участия кого-либо из людей Отто. Делать это часто было бы неучтиво и неосторожно – чтобы немцы не подумали, будто русы и греки сговариваются у них за спиной, – но и запрещать эти встречи не было повода. Эльга, иначе королева Хелена, как ее называли немцы, была крестной дочерью Константина и царицы Елены. Ее люди, разумеется, не могли оставить без приветствия послов от сына этих двоих – тем более по такому поводу, как смерть самого крестного отца русской княгини. Две встречи были посвящены обмену новостями, и теперь Острогляд мог довольно подробно рассказать Эльге о кончине того, кто при жизни считал себя среди других правителей тем же, чем был Христос среди апостолов.
– Сказывали греки, что в семптембрии месяце – около Дожинок то есть – отправился василевс на гору Олимп, хотел просить, чтоб святые мужи, там живущие, своими молитвами помогли ему милость Божью заслужить и в ратном деле против сарацин помочь. Только еще обмолвился мне Андрон спафарий, будто много раздоров было в последнее время меж василевсом и патриархом, вот и думал Константин убрать его и со святым старцем, Феодором Кизиком, другом своим душевным, о том деле совет держать. Там разболелся, в город стольный вернулся, страданием тяжким обремененный, и дома умер. Погребли его близ отца, Льва августа. Еще Андрон сказал, такое было в Царьграде диво: перед тем как царю умереть, ночь за ночью падали на крышу дворцовую огромные камни, гром да звон производили и украшения разные ломали. Константин уж стражу посылал, думал, враги ему назло с крыши Магнавры камни мечут, да не застали нам никого. Говорят, делалось сие по воле Божьей, как предвещание кончины царевой.
